От знахаря до врача. История науки врачевания - Говард Хаггард

Триумф современной хирургии можно оценить, прочитав отрывок из учебника хирургии, опубликованного в 1876 году, то есть менее пятидесяти лет назад. В то время операции на брюшной полости были еще большой редкостью. Приведенный отрывок посвящен последствиям вмешательства по поводу трубной (внематочной) беременности. Иногда случается так, что плод начинает развиваться не в матке, а в маточной трубе. Вырастая, плод разрывает стенку трубы. В результате развивается массивное кровотечение, и жизнь женщины можно спасти только немедленным хирургическим вмешательством. Вот что писали по этому поводу в 1876 году: «Самое тяжелое осложнение, каковое может иметь место при внематочной беременности, – это разрыв плодного пузыря. Он проявляется грозными симптомами и очень скоро заканчивается смертью. Согласно всеобщему мнению, это осложнение является безусловно смертельным; в любом случае мы не располагаем надежными методами борьбы с ним. Правда, в последнее время многие говорят и пишут о желательности хирургического вмешательства, но пока еще не нашлось смельчаков, которые отважились бы открыть живот в этой опасной ситуации. Ведущие авторитеты в этой области не рекомендуют оперативное вмешательство, и тот, кто все же осмелится подвергнуть женщину опасности лапаротомии, должен обладать мужеством Мак-Дауэлла и его последователей».

Эти слова из учебника 1876 года могли быть написаны и три, и десять веков назад, ибо за это время не произошло никакого прогресса в лечении этого грозного осложнения беременности. Авторы скорбят по поводу этих неизбежных смертей, но чувствуют себя абсолютно беспомощными перед лицом своего хирургического бессилия. Далее в книге говорится: «…очень немногие женщины выживают, но число их так мало, что, сталкиваясь с нарушенной внематочной беременностью, врач обязан смотреть на несчастную пациентку как на обреченную на смерть, если нет какой-либо возможности удержать ее на краю разверстой могилы. В истории травм и болезней нет ничего подобного этому страданию. Хотя оно и является безусловно смертельным, врачебная наука и искусство нашли способы избавить больную от мучений на пути к смерти… Это несчастье может произойти с любой женщиной, находящейся в расцвете бытия, и все авторитеты единодушно говорят о невозможности излечения даже в наше время, когда науки и искусства достигли небывалых высот, даже теперь нет ни лекарственного, ни хирургического средства, каковое можно было бы с успехом применить при внематочной беременности. С середины XI века, когда Абулькасис впервые описал внематочную беременность, врачи наблюдают, как жизнь покидает бледную жертву вместе с кровью, бурным потоком изливающейся в брюшную полость, но не делают даже попытки помочь несчастной женщине».

Этот пассаж был написан в 1876 году; только семь лет спустя доктор Лоусон Тэйт из английского города Бирмингема выполнил первую операцию по поводу трубной беременности. В течение нескольких следующих лет было сделано еще сорок операций. Умерла только одна женщина; тридцать девять были спасены. До этого все они были обречены на смерть. Сегодня трубная беременность уже не считается страшной болезнью, какой она считалась в 1876 году; впрочем, сегодня никто не видит ничего страшного в любой большой хирургической операции.

Историк Гиббон, живший в конце XVIII века, утверждал: «Если бы меня попросили назвать тот период в мировой истории, в течение которого человечество было счастливым и процветающим, я бы без колебания назвал время, прошедшее от смерти Домициана до восшествия Коммода». Это время с 96 до 180 года н. э. Давайте присмотримся к некоторым аспектам тогдашней жизни и решим, согласились бы мы сегодня с Гиббоном. В 68 году в Риме разразилась эпидемия бубонной чумы. Через одиннадцать лет эпидемия повторилась. Болезнь с новой яростью обрушилась на Рим в 125 и 164 годах. Последняя эпидемия продолжалась без перерыва шестнадцать лет. Период наибольшего счастья и процветания начался с чумы, которая во время своего пика косила в Риме по десять тысяч человек в день. Тацит пишет: «Дома были забиты мертвецами, а улицы похоронными процессиями». Этот период завершился шестнадцатью годами такой свирепой чумы, что она грозила уничтожить всю римскую армию. Современник писал: «В то время по всей Италии свирепствовала чума, но с наибольшей силой она поразила Рим. По настоянию врачей император уехал в Лaуренциум».

В тот же период Италию поразила и малярия. Народ может оправиться от смерти и морального опустошения, причиненного чумой, но малярия не дает ему времени на передышку. Вспышки чумы перемежаются, и в перерывах между ними общество имеет возможность восстановиться; малярия же длится долго. Ее жертвы умирают не сразу, но эта болезнь понемногу высасывает из общества жизненные силы. Малярия преобладает в сельских районах. Заразившиеся малярией крестьяне перестают обрабатывать землю. Сельское население бежит в города, увеличивая скученность в и без того перенаселенных трущобах. Империю грабили и опустошали варварские племена, вышедшие из лесов Германии. Малярия и чума были таким же жестокими завоевателями, как все эти готы и вандалы.

В это счастливое время всеобщего процветания, в этот золотой век, нередко встречалась и проказа. Дифтерия находила свою дань среди молодых людей. Туберкулез убивал целые семьи. Сибирская язва не щадила ни людей, ни животных. Постоянными бичами были брюшной тиф и дизентерия. О стоматологии не было и помина; зубоврачебная практика ограничивалась удалением зубов, и методы его были грубыми и варварскими. Хирурги не оперировали аппендицит; если червеобразный отросток воспалялся, то это воспаление всегда приводило к смерти. Раковые опухоли не удаляли. Та хирургия, что существовала, отличалась невероятной грубостью. Для избавления от хирургической боли не существовало никакой анестезии. В обычае было выбрасывать детей, а приютов для сирот просто не существовало.

С нашей современной точки зрения высказывание Гиббона кажется таким же парадоксальным, как и утверждение Геродота о Египте, который, по его мнению, был очень здоровой страной, где жило великое множество врачей. Тем не менее Гиббон, который писал в 1776–1780 годах, то есть во время американской революции, был, по сути, прав. Всего за сто лет до этого Англия наконец выбралась из трех веков почти непрерывных эпидемий чумы; за пятьдесят лет до Гиббона этой болезнью был опустошен Марсель. Вовсю свирепствовали дифтерия, брюшной и сыпной тиф, чахотка. Росла заболеваемость рахитом. К этому скорбному списку можно добавить сифилис, холеру и оспу. Дженнер еще не доказал эффективность вакцинации. Аппендицит не оперировали, раковые опухоли удаляли при их поверхностном расположении. Об асептике и антисептике впервые услышали почти через столетие после Гиббона. Если хирурги конца XVIII века и превосходили римских врачей искусством «камнесечения» и ампутации конечностей, то это преимущество уничтожалось высокой вероятностью госпитальной инфекции. Анестезии не существовало. В стране свирепствовала родильная горячка, а Земмельвейс, который показал способ борьбы с ней, еще не родился. Профилактика эклампсии во времена Гиббона была ничуть не лучше, чем в эпоху заката Римской империи. Детоубийство было запрещено законом и строго наказывалось, но для массы женщин, производивших на свет незаконнорожденных детей в ту безнравственную эпоху, смерть часто была предпочтительнее, нежели пребывание в благотворительных учреждениях того времени.