Ордынская броня Александра Невского - Дмитрий Абрамов

— Выдайте Якима Иванковича и Микифора Тудоровича, Иванка Тимошкинича, Нездылу Савинича, Вячка, Иванка, Радка; аще ли сих не выдадите, ино поил есьм конь Тферью, а к тому еще Волховом напою.

Словом, требовал князь выдать всех зачинщиков смуты — бояр, именитых мужей, кто творил которы против Всеволода, да и против великого князя. Еще когда сидел на новгородском столе Всеволод и вел прю с «новгородской господой»[102], немцы-латыняне захватили Медвежью Голову. Затем обложили Юрьев в Чудской земле. Но тогда никто, ни новгородцы, ни псковичи из-за этой при не потщились помочь юрьевским эстам и русичам с их князем Вячко. Вот и погубили Юрьев. А сколько он — Ярослав за эту Чудскую землю пота утер и крови пролил, а все по чем зря.

Услыхав ответ Юрия, новгородцы по всей волости своей стали собирать рати, а вокруг града поставили острог, чтобы уберечь концы (пригород) от нападения. На дороги вывели сторожи, построили засеки и острожки. К великому князю отправили новое посольство, оповещая, что братьев своих не выдадут и готовы умереть за Святую Софию и своего посадника Иванка Димитриевича. Но тут же просили Юрия крови не проливать, а дать им нового князя. Понял старший брат, что силой это дело не решить, и пошел на попятную. Отдал новгородский стол своему шурину — Михаилу Черниговскому. Уходя из Торжка, пограбил город, забрав много товара с собой. Новгородцы приняли князя Михаила. Но видать и ему не пришелся Новгород. Полгода не прошло, как напала на новгородскую волость литва, разорила многие села и погосты. Михаил против литвы полков не повел. Вышел навстречу литве новгородский посадник Феодор, и большой крови стоило новгородцам отразить литовский набег. Много тогда в боях с литвой погибло новгородцев и рушан (воинов из Старой Руссы). Правда, Михаил Черниговский смог вернуть новгородский и новоторжский товар, договорившись с князем Юрием, но сидеть на новгородском столе больше не хотел. Да и новый владыко новгородский — архиепископ Антоний, ранее руководивший епархией в Перемышле, видимо, не поладил с князем Михаилом. Возвратился князь Михаил восвояси — в Черниговскую землю.

Заговорил один из ближних бояр. Днями он возвратился из Торжка и узнал, что на площади у Святой Софии ныне буйствует новгородское вече, долго решают господа новогородцы, кого просить себе в князья. Много у князя Ярослава сторонников в Великом Новгороде. Но много и противников. Претит Ярославу «новгородская господа». Вот почему оставил Великий Новгород тогда после похода в Чудскую землю. Но большая часть купечества, ремесленного и черного люда за него. Знают новогородцы его решительный и твердый нрав, его крепкую руку и воинское умение, ценят его храбрость, отвагу и благородство. Последняя победа Ярослава над литвой, спасение Торжка, Волока Дамского и Торопца— вот та полновесная куна[103], что сдвинула чашу весов в его пользу. Что-то решит старший брат Юрий — великий князь Владимирский? Князь Ярослав, не скрывая волнения, повел плечами и нахмурился.

Чтобы как-то отвлечь князя от неспокойных мыслей и погасить волнение, Борис Творимирич потихоньку завел разговор о новом новгородском владыке Антонии. Причина его неприязни к Михаилу Черниговскому была ясна. Он из Перемышля. Не любили в Галицко-Волынской земле черниговцев. Вечно разоряли черниговские и новгород-северские князья Юго-Западную Русь во время войн и котор за великий стол киевский н Галичину. Постепенно разговор перешел на дела Южной Руси. Борис Творимирич рассказывал, что вот уже не первый год там шла пря между Мстиславом Удалым (Галицким) и молодым Даниилом Волынским. После Калки переругались они, как и многие южнорусские князья. Мстислав Удалой, как вернулся в Галич, опять окунулся в дела своих крамольных бояр. Уверяли они Мстислава, что его зять Даниил хочет его смерти, чтобы завладеть Галичем. В особое доверие к Мстиславу вошел бывший враг Даниила — князь Александр Бельзский. Так началась губительная усобица в Галицкой земле. Мстислав привел на Даниила половцев. Даниил навел на Мстислава свою родню — ляхов. Многие волости там разорены войной. Князья примирились. И все бы ничего, но вот слышно, собираются угры на Галицкую землю. Не иначе опять боярские которы. Угры — латиняне, как и ляхи, как немцы, франки и фряги, говорят все на разных языках, но молятся одинаково — значит суть у них одна. Не будет добра православной Руси от них, покуда они вмешиваются в дела русских князей. Не так ли пал Цареград и сгинула Ромейская империя?

Князь Ярослав и бояре стали выспрашивать, известно ли что о греческих делах. Борис Творимирич отвечал, что недавно получил вести из Никеи. Молодой никейский император Иоанн Ш Ватац (1222–1254 гг.) — зять покойного Феодора Ласкариса добился больших успехов. Теперь никейские греки переправили флотом свои войска из Малой Азии во Фракию и начали освобождать ее от латинян. В большой сече при граде Пиманионе (1225 г.) никейские греки и их союзники наголову разгромили франков из Цареграда. Большой силой стала Никея, флот ее господствовал в Эгейском море и на Геллеспонте, а сухопутные полки дошли до Адрианополя. Уже и Адрианополь был у никейцев в руках, но тут вмешался в дело эпирский царь Феодор Ангел. Он предложил адрианопольским грекам признать его господство и изгнать никейцев из города. Адрианопольцы склонились к Ангелу, и войскам Иоанна Ватаца пришлось оставить город. Не иначе грядет война между Никеей и Эпиром. Такое на руку латинянам. Но, правда, ныне на Балканах уже не одно сильное православное государство. Большой силой владеет болгарский царь Иоанн II Асень. Выросла, поднялась и еще одна сила — Сербское королевство. При нынешнем короле Стефане Первовенчанном (1196–1228 гг.) в Сербии окончательно утвердилось православие. Уже скоро десять лет как он принял королевский венец по православному обряду. Все идет к тому, что изгонят рано или поздно латинян из Цареграда. Но не просто это будет. Много еще крови прольется в усобицах и в войнах с франками и фрягами.

Князь Ярослав вздохнул и вспомнил, что ныне уже и вся Чудская земля отдана латинянам — немцам и датчанам, а ведь еще двадцать — двадцать пять лет назад была эта земля вотчиной русских князей. И, наверное, немало еще русской крови прольется, пока остановят русичи латинян у своих рубежей и у Варяжского моря. Но для того нужна сильная власть — власть одного князя, чьей воле не противились бы Господин Великий Новгород и Псков.

Наступило молчание. Прервал его Борис Творимирич:

— Помяни еси слово мое, княже! Имаши ти яти нувогородский стол нонешнее лето.

Ярослав обратил взгляд на боярина, и голубые глаза его — вновь наполнились теплотой и светом.

Не прошло и месяца, как весна нового 6734 года (1226 год от P. X.) вступила в свои права. В тот год новгородский летописец Юрьева монастыря записал:

— В лето 6734. Прииде князь Ярослав в Новгород и не положи того в гнев, оже не пошли по нем Новогородци. Того же лета заложиша церковь каменну святаго Иякова в Неревьском конци.

Той же весной на Светлой седмице шумно было на Красном княжеском дворе, что располагался на холме вокруг белокаменного храма Спаса в нескольких верстах от древнего Галича. В отдалении восточнее княжеского двора протекал полноводный, быстрый, извилистый Днестр. Здесь же на холме вокруг храма стояли терема и клети. На спусках холма располагались многочисленные амбары, сеновалы, конюшни, где в стойлах стояло более тысячи лошадей. Вокруг этих построек возвышались рубленые стены и две вежи с воротами. На пряслах стен и в вежах стояла зоркая сторожа в доспехах и шеломах, вооруженная до зубов. Много было вина, медов, пива и всяческой снеди в погребах и клетях этого княжеского гнезда. Поодаль рубленых стен располагались риги, овины, хлева, полные всякого скота и птицы. Вокруг всего этого большого хозяйства, насколько хватал глаз, зацветали княжеские сады и покрывались первой зеленью поля озимых. И потому, казалось, весело и беспечно гулял и бражничал со своей прославленной дружиной и своими верными боярами галицкий князь Мстислав Удалой — тесть князя Ярослава Всеволодовича.