Фактор кролика - Антти Туомайнен

отношения с Киммо. Я задумался о природе этой затеи — о ее сути. Не знаю, почему меня одолевали эти мысли. Не знаю, почему меня должны волновать давние отношения Лауры с избалованным современным скульптором. И почему они вызывают у меня в мозгу образы, видеть которые я не хочу. Но поделать с этим я ничего не мог.

13

Маленькое жилистое тельце Шопенгауэра дрожало и тряслось, как кухонный комбайн. Он мяукал гораздо громче, чем обычно. Он съел свой завтрак, удивившись, что я не ушел на работу, хотя это был понедельник, а вместо этого сижу на диване и тоже завтракаю. Он подошел ко мне и устроился рядом. Его длинная черная шерсть переливалась в утреннем свете, пока он укладывался, намереваясь поспать после завтрака. Солнце еще пряталось за стоящим напротив зданием, но его сияние на безоблачно-голубом небе было таким ярким, что даже нескольких его лучей хватало, чтобы залить гостиную светом. Адвокат прислал мне электронное письмо со ссылкой внутри. Он просил выбрать для Юхани гроб и сообщить ему мое решение.

Шопенгауэр никогда не встречался с Юхани, поэтому его этот вопрос мало волновал. Я не стал утомлять его ненужными деталями, полагая, что ему хватает и собственных забот. Одно его качество я ценил больше всего — он всегда был реалистом. Он обладал этим свойством, еще когда был котенком, вот почему я так его назвал. Шопенгауэру семь лет. Если бы другой Шопенгауэр — философ и тезка моего кота — был еще жив, то ему сейчас исполнилось бы двести тридцать два года. Не знаю, какой вывод сделал бы из этого факта печально известный пессимист.

Выбор гробов поражал разнообразием. Сайт, на который я перешел по ссылке, подробно рассказывал о каждом, включая материал для внутренней и наружной отделки. Там было представлено больше двух десятков моделей — от базовых, без каких-либо украшений, до люксовых, предназначенных для тех, кому хочется уйти красиво. Мне подумалось, что желания покойников могут радикально отличаться от желаний живых. Есть люди, которые перед смертью говорят: «Возьмите самый дешевый гроб, какой только сможете найти; мне все равно, в каком отправляться в последний путь». Другие настаивают, чтобы провожающим предложили только по стакану воды и чтобы цветы они приносили только из собственного сада. Это представляет собой самое дешевое и самое разумное решение. Не больше, но и не меньше.

Я не знал, почему подобные мысли бурлят у меня в голове.

Шопенгауэр. «Мудрость пессимиста». Конкретнее — эссе «О ничтожестве и горестях жизни»:

«Поистине, человеческое бытие нисколько не имеет характера подарка: напротив, оно скорее представляет собою долг, который мы должны заплатить по условию. Взыскание по этому обязательству предъявляется нам в виде неотложных потребностей, мучительных желаний и бесконечной скорби, проникающих все наше бытие. На уплату этого долга уходит обыкновенно вся наша жизнь, но и она погашает только одни проценты. Уплата же капитала производится в момент смерти. Но когда же заключили мы само долговое обязательство? В момент рождения…»[2]

Впервые я прочитал эти строки, будучи юным студентом-математиком, примерно месяц спустя после смерти одного из моих родителей. В сочетании с бескомпромиссностью математики учение Шопенгауэра казалось мне единственным способом выживания в мире, жизнь в котором во всех остальных отношениях была абсолютно бессмысленной.

Произведения немецкого философа на долгие годы дали мне направление, помогающее адекватно относиться к людям и вещам. Шопенгауэр, на мой взгляд, говорил правду. Если Лейбниц утверждал, что наш мир — это лучший из всех возможных миров, то Шопенгауэр спокойно констатировал, что он — худший из возможных. И подкреплял свое заявление тем, что возможный мир — это не тот, какой мы можем себе вообразить, а тот, который реально существует и будет существовать. Иначе говоря, наш мир создан таким, что он едва остается на плаву; если бы он стал хоть чуточку хуже, он бы просто развалился. Но, поскольку худший мир не способен долго существовать, следовательно, такой мир невозможен. Следовательно, наш мир — это худший из всех возможных.

Я понимал, что сейчас мне стоит вернуться к этим мыслям. Это было бы самым логичным вариантом, основанным на признании фактов, неважно, с какой стороны я бы их рассматривал. У меня проблемы, и поиск их решения это вопрос жизни и смерти — в буквальном смысле слова. И хотя есть шанс, что мне удастся справиться с первой частью проблемы, то есть остаться в живых, моя жизнь уже никогда не будет простой и легкой. Разве не должен я прийти к выводу, что жизнь вообще — штука отвратительная, бесцельная и дурацкая? Что она ведет только к большим страданиям?

Я проматывал картинки с гробами, а сам без конца вспоминал события вечера пятницы.

Мы перенесли ведра краски из машины на склад Парка приключений. Напряжение, возникшее, когда мы садились в машину, начало спадать, едва мы вышли из ее замкнутого пространства, вызывающего чувство клаустрофобии. Место для краски мы нашли за Качелями Страшилища, которые временно не использовались. Лаура расставляла их в определенном порядке, а мое внимание привлекла лохматая метровая маска Страшилища, прикрепленная к одному концу качелей. Мы с Лаурой говорили о других вещах, не касаясь тем, затронутых возле хозяйственного магазина. Она рассказала мне о своих планах; я ответил, что буду рад предложить ей свою непрофессиональную помощь. Эти слова ее рассмешили, хотя я опять сказал чистую правду. Я ведь не обладаю никакими особенными талантами в сфере изобразительного искусства. Расставив ведра в нужном порядке, Лаура сказала, что должна ехать за дочерью, которую оставила у подруги. Хорошо, кивнул я; я сам закрою Парк. Мы прошли до задних дверей здания и вышли на погрузочную площадку. Вечер был прохладный и темный; мы стояли рядом, слыша доносившийся с шоссе гул машин. Лаура поблагодарила меня; несмотря на неприятную встречу с Киммо, сказала она, это был замечательный вечер. Я ничего не успел ответить, когда Лаура потянулась и нежно поцеловала меня в правую щеку. Спустилась с металлических ступеней, подошла к своей машине и, заворачивая за угол здания, помахала мне из окна.

Пусть Юхани получит самое лучшее. Я выбрал гроб, похожий не на место последнего упокоения, а на пятизвездочный отель. Отправил адвокату имейл и выключил компьютер.

14

Пока я ждал электричку на платформе Каннельмяки, у меня зазвонил телефон. Номер показался мне странным — то ли я его уже видел, то ли он напоминал мне другой, ранее виденный. В прошлом я всегда с