Посторонний человек. Урод. Белый аист - Людмила Георгиевна Молчанова

больного. Грузная, пожилая санитарка мимоходом бросила Агничке:

—- Галина Ивановна там, но лучше повремените. У нее серьезный разговор с Николай Павлычем.

Агничка тихо вошла в первую комнату. Из второй, соседней, доносился ровный, спокойный голос матери:

— Я, Николай Павлович, хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Мы все вам желаем добра, а больше остальных Кондратий Степанович...

— Я вас понимаю! — послышался обиженный баритон Ранцова. — Мне понятно, почему вы защищаете старика. Вы с ним сработались. Но я не могу так. Какой я ему юноша... Мне скоро тридцать пять стукнет... Кричать, как на мальчишку, да еще при всех. Подрывать мой авторитет, нет, увольте! Я не позволю. Подам в партком жалобу, пусть разберутся. А вы... — голос Ранцова сорвался с приятного баритона, — выбирайте кого-нибудь одного из двух. Я или он...

В полуоткрытую дверь Агничке была хорошо видна прямая спина хирурга, его тщательно подстриженный затылок. Николай Петрович прошел к водопроводной раковине, сбросил с рук резиновые перчатки. Прищурившись, он с минуту смотрел на тоненькую струйку воды, поводил шеей, точно воротничок шелковой рубашки, выглядывающий из-под халата, был ему тесен.

Мать распахнула окно, и в комнату ворвался приглушенный уличный гул.

— Я работаю третий год в вашей клинике, — снова начал Ранцов, делая ударение на предпоследнем слове, — и, по-моему, до сих пор не получал от вас особых замечаний...

— Опять моя клиника...—остановила его недовольно мать. — И как вам не надоест бросаться такими словами. Клиника никогда не была и не будет моей. Поймите, наконец, что не клиника, не больные для нас, а мы для них.

Взяв со стола тоненький, похожий на перышко скальпель, она повертела его в руках и со вздохом положила обратно.

— Не о том вы говорите, Николай Павлович! — произнесла она после короткого молчания. — Ответ вы держите не предо мной, а перед больными и своей совестью. Кондратий Степанович прав. Вас учили не только владеть скальпелем, но и относиться к человеческой жизни, как к своей собственной. Об этом нельзя забывать. Звание врача обязывает ко многому. Сегодня вы заслужили больше, чем выговор в приказе. Если бы сейчас был профессор, то...

— Хорошо! — раздраженно прервал ее Ранцов, ожесточенно принимаясь намыливать руки. — Хорошо! Чудесно! Я уйду из клиники.

Мать сделала порывистое движение в его сторону.

— Нет... Не уйдете, — раздельно произнесла она. — Не отпустим! Заставим относиться к своему труду с уважением и любовью. Хирург вы талантливый, и будущность у вас светлая...

Очевидно, Ранцов не ожидал таких слов. Он положил мыло и резко обернулся. Держа перед собой мокрые руки, он с минуту смотрел на мать недоверчиво, потом опустил голову. Мать скупо улыбнулась. Но этой скупой улыбки было достаточно, чтобы ее худощавое лицо стало мягким, приветливым, от всей невысокой фигурки веяло теплом, готовностью помочь человеку в любой беде. Агничка облегченно вздохнула и выругала себя в душе за напрасную тревогу. Что бы ни случилось, ее мать всегда, при любых обстоятельствах, останется сама собой.

Девушка прикрыла тихо дверь и на цыпочках вышла из перевязочной.

* * *

Когда через несколько минут успокоенная Агничка спустилась в вестибюль, то сразу заметила среди посетителей Володю Климова. Прислонившись к одной из колонн, он внимательно читал какую-то записку. Агничка медленно подошла к барьеру, долго снимала халат, путаясь в завязках. Она с трудом сдерживала желание посмотреть в сторону юноши. И даже сердилась на себя за свое малодушие. Пусть дочитывает записку и уходит. Ей-то какое дело до него? Она растерялась и не могла попасть в рукава пальто, когда Володя поднял голову и стремительно подошел к ней.

— Вы еще не уходили? — пробормотала она.

Вопрос был нелепый, но Володя даже не улыбнулся.

— Я пришел еще раз. Стою и вас ожидаю, — произнес он вполголоса, чтобы не услышали остальные посетители.

— Меня?

Какая-то особенная тревожная радость заполнила сердце Агнички.

Но в следующую минуту она нахмурилась, подумав, что, вероятно, юноша хотел узнать о своей матери. Что же тут особенного, увидел знакомое лицо и подошел!

— Мне одна студентка сказала, что вы задержались. Такая рыженькая, полная, — проговорил Володя, недоумевая, почему девушка так неприветливо смотрит на него.

— Вы хотите узнать о матери? Отойдем в сторонку.

Они отошли в уголок, за колонну, и неизвестно почему помолчали.

— Ваша мама чувствует себя прекрасно, — смущенно начала Агничка. — Утром ее на обходе смотрели. Ничего страшного у нее нет.

Сжимая в кулаке записку матери, Володя усмехнулся.

— Не нужно обманывать. Мама тоже пишет, что ей хорошо. Но это неправда. Когда она волнуется, то буквы так и скачут во все стороны. Я едва разобрал, что она написала. Скажите, по совести, что же все-таки нашли у нее?

Агничка ответила не сразу — родственников больных расстраивать не полагалось.

— Пока бояться нечего, — начала она неуверенно. — Возможно, придется оперировать. Но это еще неизвестно, — спохватилась она, вспомнив недавний свой промах. — Поняли меня? — Она подняла свой маленький розовый палец. Точно так делала ее мать, разговаривая с близкими больных.

Оперировать, возможно, будет сам Кондратий Степанович, или же... — И, замявшись, добавила: — Я попрошу...

Володя передохнул. Наконец-то девушка подобрела и даже улыбнулась.

— Вот за это спасибо, — грустно сказал он. — А то неприятно, когда тебя обманывают. Вы не умеете говорить неправду. Сразу покраснели...

Агничка смешалась, не найдя что ответить на столь неожиданное заключение. Лишь прикусила губу, переступила с ноги на ногу, затем быстро направилась к выходу.

— До свиданья! — бросила она на ходу.

Володя поспешил следом, пропустил ее в дверь и замешкался возле велосипеда, прислоненного к стене здания.

— Подождите, — крикнул он. Агничка услышала позади себя веселое позвякивание велосипедного звонка, но не остановилась. Не поднимая глаз, она скосила их на сверкающие спицы поровнявшегося с нею переднего колеса. Юноша пошел рядом.

До сих пор Агничке не приходилось дружить с мальчиками. Правда, на курсе она встречалась с товарищами по учебе, но пойти с кем-нибудь из них в театр или в кино — такое не приходило даже в голову. Иногда, возвращаясь с какого-нибудь вечера или с катка, она вдруг замечала, что ей становилось грустно от своего одиночества. И вот сегодня, кажется, что-то произошло. Было неловко, чуть беспокойно и по-особенному радостно.

Парень шел с нею нога в ногу, и Агничка не знала, что делать дальше. Ведь не