Бортовой - Елена Горелик

– А мама? Как она?

– Мама… – мне не понравилось то, как тяжело вздохнул и отвёл взгляд Серёжка. – Сложно сказать. Она сидела так, неподвижно. А потом пошла в свою комнату и ревела, как девчонка… Не знаю, па. По-моему, она испугалась.

С одной стороны, испуг Инны можно понять: покойник воскрес. Но с другой… Почему-то в глубине моей бессмертной души возник ледяной комок. Честно говоря, я тоже боялся.

Подозреваю, что разговор с женой будет тяжёлым. Мы с ней оба изменились за это время, и в какую сторону, ещё неизвестно.

…Угощение, вино, радость встречи…

Я опять раздвоился. Впрочем, теперь это моё привычное состояние.

Одна часть меня, как ни в чём не бывало, участвовала в семейном застолье, почти как в старые добрые времена. Разве что снедь и выпивку мог только нюхать. Другая – ощущала пустоту. Будто стоишь на краю пропасти, и всего один шаг отделяет от полёта вниз.

Мама.

У неё всегда было неважное здоровье, какие-то проблемы с наследственностью из-за проживания предков в зоне экологического бедствия. Отец всю жизнь берёг её от сильных переживаний, но от всего на свете уберечь невозможно.

Маме было всё равно, из чего я теперь сделан. На то она и мама, чтобы любить своих детей без всяких условий, такими, какие они есть. Она была счастлива уже потому, что я был рядом.

Отец… Ну, здесь и так всё ясно.

Брат, Валька. Сколько себя помню, всегда был высокомерным и честолюбивым. Зато и требования к самому себе предъявлял запредельные. Потому он полкан, а я всего лишь капитан. Но даже у него подозрительно блестели глаза, когда мы увиделись… лично.

О Серёжике и речи нет. С сыном мне крупно повезло.

– Па.

– Что, малыш?

– Я тесты сдавал… В общем, я попадаю в программу предподготовки в лётную академию.

– Так рано? – удивился я.

В городе была «ночь»: искусственное солнце сделалось искусственной луной, достаточно яркой, чтобы освещать улицы и микропарки. Народу меньше не стало, но сейчас не было видно спешащих деловых людей и нелюдей. Гуляли парами, гуляли компаниями, гуляли в одиночку. Где-то звучала ритмичная танцевальная музыка, виднелись отблески световых эффектов. И ещё одно отличие: с наступлением темноты на улицах стало заметно больше патрулей безопасников. Как ни верти, а деловой и научный центры совмещены с военной базой – дабы никого не вводить в искушение. А где военная база, там солдаты в увольнительных и самоволках. И не только солдаты. То есть присутствие безопасников совсем не лишнее.

– Мне сказали, у меня реакция уникальная, – хмыкнул сын. Мы не спеша направлялись к станции монорельса. – Буду, значит, тоже космическим пилотом.

– Мама не против?

– Была против, дедушка повлиял, теперь нет. Только говорит, чтобы я был осторожнее и не лез во всякое… Па, ты не обижайся на неё, хорошо? Как нам рассказали про «Меркурий»… и про тебя… Маму как будто выключили. Ну, или что-то вроде того. Я не знаю, как сказать. Она с тех пор вообще всего боится.

– Что ты, сынок, я не обижаюсь, – грустно улыбнулся я. – Это тебе впору на нас обижаться, что не смогли… не потянули…

– Да ладно, – сын пожал плечами. – Что я, маленький, что ли?

Время уже к одиннадцати вечера. Через полчаса я должен быть на КПП, причём с бутылочкой литра на три и тортиком размером с колесо от карьерного грузовика. Пускай дамы из смены Хильд после работы оприходуют. Сегодня мой второй день рождения. Нет, не потому, что я вселился в искусственное двуногое существо и разгуливаю по станции. Сегодня, впервые в этой, новой жизни я окончательно поверил, что я всё ещё человек.

Пусть и слегка двинутый, но человек.

Спасибо моим родным и друзьям за то, что помогли найти путь к самому себе. А путь к звёздам и далёким планетам я уж как-нибудь проложу.

Два месяца в доке. Два месяца.

Такой долгий отстой при полной исправности корабля – нонсенс. Но мы вообще за гранью нормального.

Исследователи космоса, м-да.

Мне ничего не говорили о предстоящей модернизации оборудования, и потому поначалу я готовился к обычной исследовательской миссии. Но в один прекрасный день док взяли под усиленную охрану и подвезли несколько контейнеров с разнообразным барахлом непонятного назначения. Мне, что самое интересное, ни словечка. Я разозлился, выгнал технарей, задраил все люки и объявил, что, пока мне не предъявят соответствующие документы и спецификации, на борт «Арго» никто не поднимется. Я догадывался, что случилась самая обыкновенная нестыковка в действиях двух ветвей одного ведомства, однако свои права тоже знал. Полковнику, что сопровождал груз и команду техников в армейских комбинезонах, моя реакция не понравилась, но он понимал, что на моём месте действовал бы точно так же. Требуемые документы были оперативно запрошены и предъявлены, военные техники получили доступ на борт и принялись монтировать… Боже мой, чего тут только не было! Дальнобойные сканеры, два независимых блока дальней связи, новейшая система сканирования пространства по ту сторону туннеля, вооружение – как явное, так и скрытое, как наружное, так и внутреннее. Полный перечень впечатлял. Я о таком наборе и мечтать не мог. То ли мой рапорт попал в нужное время нужному человеку, то ли начальство, сложив два и два, наконец само сообразило, что одиночный корабль в неисследованном секторе космоса – лёгкая добыча для негодяев разного пошиба. Теперь меня превращали в подобие эсминца, но в корпусе гражданского корабля.