Валтасаров пир - Роксана Гедеон

Я пренебрежительно усмехнулась.

– Любит! И это ты называешь любовью?

Я принялась перебирать почту, но слова Маргариты почему-то все время приходили мне в голову. Он любит меня… Конечно, я в это не верю, и даже если это так, то мне от его любви мало проку. Хотя… Я даже вздрогнула от мысли, пронзившей меня.

Есть такое чувство – ревность… Чувство, особенно сильное в мужчинах, да еще таких гордых и самолюбивых, как адмирал. Что, если сыграть на этом? Странно, как я раньше до этого не додумалась. Надо только выбрать мужчину привлекательного, известного, и обставить все так, чтобы дело выглядело вполне серьезно. Но кого же выбрать? Да хотя бы того же графа!

Опрометью я выскочила из комнаты, пробежала по коридору, резко остановившись на лестнице. Граф еще не уехал, а только надевал плащ. И как хорошо, что рядом стоит его лакей! Он живо растрезвонит все своим версальским собратьям. И пошла гулять сплетня…

– Господин де Водрейль, ради Бога, подождите!

Я стояла на лестнице в одном прозрачном пеньюаре, сквозь ткань которого просвечивали ноги и кончики грудей, босая, с золотой россыпью распущенных по плечам волос.

– Ах, простите, пожалуйста! Служанка неправильно известила меня. Разумеется, у меня нет никаких причин отказываться видеть вас, милейший граф.

Водрейль пожирал меня взглядом, и я, не выдержав, все-таки стянула ткань пеньюара на груди рукой.

– Как я рад это слышать, мадам.

– Не согласились бы вы сопровождать меня к модистке? – спросила я весьма нежно.

– Конечно. Мой экипаж к вашим услугам. Я улыбнулась.

– Подождите меня всего полчаса, граф. Я буду готова. Через час, одетая и причесанная, я поехала в карете, и граф сжимал мою руку в своей. Из-под полуопущенных ресниц я в который раз оглядела его, радуясь, что сделала хороший выбор. Он красив и имеет репутацию донжуана. Его любовницей была Мария Антуанетта! Почему бы адмиралу не поверить в то, что я и вправду поддалась очарованию Водрейля? Только все должно выглядеть как можно серьезнее. Надо совершить несколько безрассудных поступков… В конце концов, мне это будет стоить лишь десятка мимолетных поцелуев.

У знаменитой модистки Розы Бертен я появилась по двум причинам. Во-первых, она шила наряды для мадам де Ламбаль, и последняя легко могла узнать о том, что я приезжала к модистке вместе с графом. Во-вторых, я задумала сшить себе платье к празднику Рождества, к тому балу, что намечался в Версале.

– Это должно быть нечто великолепное! – сказала я. – Мне нужно до конца покорить одного красивого мужчину.

С этими словами я бросила многозначительный взгляд на графа де Водрейля, хотя на самом деле имела в виду совсем другого человека.

– Уже поздно, мадам, шить что-то великолепное, – заметила Роза Бертен. – Я не успею. До Рождества – считанные дни…

– А я заплачу вам сто тысяч ливров, если вы успеете. У мадам Бертен отвисла челюсть. Я назвала очень большую сумму и не думала отказываться от своих слов.

– Но это должно быть что-то умопомрачительное, вы понимаете?

– Я сделаю это, мадам. Вы будете лучше самой королевы. Целый час она сидела, склонившись над модными журналами и выбирая фасон для рождественского платья. Я терпеливо ждала, чтобы одобрить то, что она придумает. На ее вкус и мастерство я полагалась полностью. Роза Бертен была лучшей модисткой во всей Европе.

– Итак, на каком цвете остановимся?

– Пожалуй, золото на ярко-голубом фоне…

– Я закажу самую дорогую тафту и самый лучший бархат, много полотна и шелка для нижних юбок, несколько штук золотистых фламандских кружев и серебряного диаспера… Нужно будет много сапфиров, мадам, и бриллиантов, если вы думаете усыпать ими шемизетку. А еще тесьма, ленты, муслин, алмазные булавки…

– Вы получите все это, Роза.

– Но это будет стоить вам кучу денег, мадам. Ведь к такому шикарному платью придется заказать очень редкие драгоценности…

– Я знаю. И закажу их у Боссанжа.

– Это выйдет в четверть миллиона ливров, мадам. Приехав домой и расспросив Паулино, который стал моим управляющим, я узнала, что у нас нет таких денег наличными.

– Нужно обратиться к вашему банкиру, мадам. Только он в состоянии выдать такую сумму.

– И кто же этот банкир? – спросила я простодушно, ибо действительно никогда этим не интересовалась.

– Рене Клавьер, мадам. И будет лучше, если вы сами проведете переговоры.

Я долго думала, прикусив губу. Мне бы не хотелось встречаться с Клавьером, я бы предпочла финансиста, который относится ко мне по-деловому. А этот буржуа явно чего-то хочет. Достаточно вспомнить тот букет… «Я восхищался вами на острове и восхищен поныне!»

Отбросив сомнения, я написала письмо – очень сухое и деловое, – в котором спрашивала, не найдется ли у господина Клавьера времени принять меня в своем банке. На следующее утро я получила ответ, в котором Клавьер в весьма вежливых и учтивых выражениях сообщал, что примет меня сегодня от пяти до шести часов вечера. Он писал в том же тоне, что и я.

И он явно издевался. Рассердившись, я бросила письмо в огонь и с удовольствием наблюдала, как бумагу пожирает пламя.

2

Банк Клавьера находился не так уж далеко от моего дома, на Кур-ля-Рен, но я все равно опоздала и сделала это, разумеется, умышленно. Человек, который так искусно поддел меня, может меня и подождать. В конце концов, принц и принцесса д'Энен – то есть я и мой муж – являются очень важными клиентами, и ради них можно стерпеть многое.

Я оделась как можно изящнее – в лазурное платье с жемчужной отделкой и бархатными лентами на корсаже; в ушах у меня были скромные бриллиантовые сережки, издающие при повороте головы мелодичный звон и отбрасывающие загадочную тень на щеки. Нужно было дать понять этому человеку, что я аристократка, а он – буржуа. И он не имеет права насмехаться надо мной.

– Будьте осторожны, мадам! – предупредил меня Паулино. – Если он будет требовать больше двадцати процентов – не соглашайтесь! Этот Клавьер – он настоящая акула.

Я попросила растолковать мне, что значат эти самые проценты. В финансовых делах я была профаном, да и не хотела в них вникать. Аристократки не должны этим заниматься, это я усвоила с монастыря. И к тому же я не собиралась брать нынешнюю ситуацию за правило. Если бы Эмманюэль был дома, он бы сам отправился к Клавьеру.

Один из клерков банкира встретил меня уже у двери и повел наверх. Раньше я слышала обрывки сплетен о том, что Клавьер сказочно богат, но здесь, в здании банка, я не заметила ничего особенного. Темные каменные стены, широкая лестница с высокими ступеньками, одетые в черное строгие клерки…

– Прошу вас, мадам.

Я оказалась в кабинете – святая святых этого финансового магната. Помещение было обставлено тяжелой мебелью орехового дерева, пол устлан простым сосновым паркетом, на сейфе – статуэтки Юния Брута и Джорджа Вашингтона, на стенах – деревянная обшивка. Сурово, строго, по-деловому… Здесь не было даже камина, и я невольно поежилась.