Слепая зона - Наталья Ильина

Дежин, который едва живым выполз из здания суда, чувствовал себя вконец избегавшейся собакой, вывалившей язык и тяжело поводящей боками. Однако добиться санкции на проверку такого объекта, как «Фармком», за неполный рабочий день того стоило. Он стянул с себя китель, забрался в перегретый на солнце салон машины и, не закрывая дверь, набрал номер Светы. Три, четыре, пять долгих гудков… Кровь запульсировала в висках. Она должна быть дома! Наружка сообщила, что девушку высадили возле парадной…

– Максим!

Он едва не выронил трубку от неожиданности, когда Света наконец ответила на звонок.

– Ты как? – выдохнул Дежин, проглотив едва не вырвавшееся «слава богу!».

С ума сойти, что она с ним делает!

– Все в порядке. Ты сегодня заедешь?

То ли Света совсем не умела врать, то ли Дежин в силу профдеформации научился распознавать фальшь по одному только намеку, но он ясно почувствовал, что до «все в порядке» Светлане далеко. Захотелось бросить все к чертям и рвануть к ней немедленно. Сделав над собой усилие, Максим как можно спокойнее попросил:

– Побудь дома, пожалуйста. Я обязательно приеду. Как только закончу – сразу к тебе, договорились?

– Договорились.

Скорее всего, ровный голос должен был скрыть разочарование, но получилось плохо.

В машине воняло перегретым пластиком и застарелым табачным дымом. С сожалением вспомнив о том, что сто раз собирался прохимчистить салон – каково здесь находиться Свете с ее обостренным обонянием? – и снова этого не сделал, Дежин воткнулся в еле ползущую вечернюю пробку. Благо, ехать было недалеко, всего несколько кварталов, и оставался шанс на то, что он еще успеет застать полковника на месте.

Выследить девчонку оказалось проще простого. Лом не стал заезжать в длинный узкий проезд вдоль убогой пятиэтажки, куда с трудом втиснулся бронированный автомобиль. Он бросил свою колымагу прямо на улице, когда те, кто следил за «Бентли» из «Фольксвагена», даже не стали притормаживать – проехали мимо поворота во дворы и исчезли в потоке машин. Лом быстро прошел вдоль соседнего дома, не выпуская «Бентли» из поля зрения, дождался, пока девчонка выйдет, а машина отъедет, и в несколько широких шагов преодолел крохотную детскую площадку. Задержавшись за пышным кустом сирени, он принялся разглядывать девчонку сквозь небольшую прореху в листве. Очень уверенно, словно и не слепая вовсе, она направилась к двери парадной, почти не касаясь земли тонкой тростью. Лом напрягся. Он собирался успеть заскочить внутрь следом за девчонкой, пока не закроется дверь, но она внезапно остановилась, принялась копаться в сумке и не сразу извлекла на свет верещащий телефон. Наблюдать за ней было интересно – девчонка не крутила головой по сторонам, не сканировала окрестности с видом оголодавшей сучки, как это делало большинство ее сверстниц. Она казалась такой сосредоточенной, такой серьезной, что Лом невольно растянул губы в улыбке и сглотнул набежавшую слюну. Как он не заметил тогда, в первый раз, что она такая – безыскусная, чистая, простая? Да еще и слепая! Идеальная женщина… Со скоростью, заставившей его ощутить тень давно забытого чувства удивления, его первоначальный план сменился новым. Не выпуская девушку из поля зрения, он представил ее в своей квартире, на кровати. В его воображении она выглядела покорной и доверчивой, смущенно прикрывала ладонями обнаженную грудь, глядя прямо перед собой. Джинсы неожиданно стали тесными, в паху появилась тянущая боль.

Она набрала код замка и потянула дверь на себя. Лом выскользнул из своего укрытия. При внешней неуклюжести он умел двигаться почти молниеносно и совершенно бесшумно. Для человека, считавшего, что способность хладнокровно убивать – дар, это было одной из необходимостей наравне с меткостью или физической силой. Ему нравилось приносить людям смерть.

В тот день ему исполнилось десять. Он был обычным мальчишкой, может быть, чуть более полным и высоким, чем сверстники, чуть менее сдержанным, слишком погруженным в себя, но до ПНД было тогда еще далеко.

Все произошло слишком быстро, чтобы он мог как-то повлиять на происходящее. Дворовая собака была старой и вечно подтаскивала заднюю лапу, так что увернуться от несущейся по двору машины она не успела. Удар был таким сильным, что дворняга отлетела в кусты, с треском ломая ветки. Он подбежал, опустился на колени и прополз в пролом, полный зеленоватого полумрака. Оттуда на него уставился один блестящий карий глаз. Собака лежала на боку, не поднимая головы, из носа текла кровь – темная на черном, пузырями лопаясь на дырочках ноздрей. Он не знал, что собаки умеют плакать, но карий глаз был полон муки и слез. Зрение вдруг обострилось, все стало болезненно четким. С неожиданной жадностью он смотрел, как надулся и лопнул последний кровавый пузырь, и тогда перевел взгляд на собачий глаз. Там больше не было боли. Не было слез. Больше не было жизни. Это оказалось так просто! Только что старая псина ковыляла на помойку за едой, и вот ее уже нет. Нет совсем.

Когда мама помогла ему выбраться из кустов и пыталась утешить, считая, что он потрясен, она просто не понимала – он потрясен совсем не ужасом смерти. Он потрясен и зачарован ее восхитительной простотой. А собака… Она вовсе не была бедняжкой и не нуждалась в жалости. Ее ведь больше не существовало. Смерть решала все проблемы с легкостью и изяществом. Самая простая и понятная вещь на свете.

…Заходить в парадную он больше не собирался, просто хотел оказаться немного ближе и был в двух шагах от девушки, когда она внезапно замерла на месте. Полуоткрытая железная дверь упиралась ей в правое плечо. Одну ногу она успела перенести через порог, вторая все еще оставалась снаружи. Лом тоже застыл, интуитивно ощутив опасность.

Медленно оглянувшись через плечо, словно могла что-то увидеть, она напряженно произнесла:

– Я знаю, кто вы. Знаю ваш запах.

В тот же миг рассыпался весь морок. Она была не просто хуже всех остальных (те были всего лишь неестественными глупыми куклами) – она была хищной, опасной соперницей. Она тоже несла в себе смерть! Лом прыгнул вперед, врезался в девчонку и втолкнул ее в полумрак парадной.

Она бы упала от удара, но Лом не позволил. С легкостью развернул к себе лицом и сомкнул пальцы на шее, почти оторвав девушку от пола. Клацнула, закрываясь, железная дверь, звякнула по полу оброненная трость. Девчонка захрипела, как будто пыталась что-то сказать или закричать, взмахнула руками. Маленькие, но сильные пятерни ухватились за его руки в попытке разорвать стиснувший горло захват. В тусклом лестничном свете он заглянул ей в глаза, ожидая увидеть, как жизнь уступает место самой главной силе в этом мире – смерти, но широко открытые глаза ему солгали. Они были мертвы и равнодушны, а маленькие руки продолжали отчаянно бороться. Лицо покраснело, ноздри раздувались, тщетно пытаясь втянуть воздух, губы кривились – зажатая челюсть не давала рту раскрыться, а глаза оставались холодны ко всей этой пантомиме. Неподвижны. Мертвы. В миг, когда он почти сломал ее тонкую шею, что-то опалило огнем его внутренности.