Изо всех сил - Алексей Николаевич Котов

пожалей хоть ты меня! Не могу я так, честное слово, устал…»

И минуты не прошло, гляжу, под кустиком камушек лежит аккурат для нашего брата-утопленника: толстенький такой и весом пуда на четыре. Одно плохо, до берега далековато. Но ничего, думаю, я мужик здоровый…

Обвязал я камень концом веревки, потом этот «галстук» себе на шею повесил. Попрыгал немного на месте… Вроде удобно. Только шею чуть-чуть жмет. Поправил я свой «галстук», потом даже покурил немного. Слышу, кукушка-бедолага все еще в лесу надрывается. Думаю: ну это она мне уже не годы, а последние минутки отмеривает…

Встал. Пошел… А камень тяжеленный и скользкий, как полированная сталь. И десятка шагов не сделал, чувствую, вот-вот руки от усталости оторвутся. Черт, а?!.. И, наверное, не четыре пуда в этом камушке оказалось, а не меньше пяти или даже шести. Дай, думаю, его за спину закину, как мешок, все равно он на веревке. Еще пять шагов сделал – скользит в потных ладонях веревка, душит горло петля на шее. Думаю про себя: эдак пока я до берега доберусь, мне и топиться не нужно будет… Как в поговорке: кому суждено быть повешенному, тот не утонет.

Присел… Отдышался кое-как, снова закурил. На руки посмотрел – дрожат родимые!.. Главное, перед этим я две ночи не спал и почти не ел ничего. Переживал, так сказать, насчет своей дурацкой жизни… Но откуда я мог знать, что перед самоубийством нужно плотно позавтракать?

Тут кукушка поближе подлетела, на елочку уселась… Обычно кукушки людей боятся, но я-то считай уже покойник, что ей меня стесняться? Покосилась на меня полосатая «горлица» и снова – ку-ку, ку-ку, ку-ку…

Злость меня взяла. Бросился я было за сучком, что в шаге от меня лежал, а веревка за горло как рванет!.. Так что в кукушку я не палкой, а хриплым лаем запустил, как кобель с привязи.

Пнул я в сердцах камень и думаю: удружил ты мне, Господи!.. Так я до обрыва и к вечеру не доберусь. Стал я веревку отвязывать, чтобы другой груз полегче найти. Но узлы так стянуло, что хоть ногти об них обломай – все без толку. Попробовал веревку пережечь, но на ветру спички быстро кончаются. А веревочку я для такого случая крепкую подобрал, импортную.

И что делать, спрашивается?.. А ничего. Уж коли начал, думаю, то иди нужно. Видно доля у меня такая… Помучится перед смертью придется. За что?.. А за грехи!

Еще ни разу в своей жизни, Леша, я такого свирепого упрямства не проявлял. Пятнадцать метров прошел – упал от усталости. Думаю: все, больше не встану… Дальше покатил уже я свой камень. А он-то веревкой обвязан и длина этой веревки меньше метра, в таком «положении» камень разве что только вместе с головой катить сподручно.

Глядь, солнышко к зениту поднялось, припекло так, что пот с физиономии вытирать не нужно – сам испарится. Ты в пустыне был?.. Я тоже не был. Но могу себе представить, сколько там у них кружка холодной воды стоит.

Нашел я какую-то травку посочнее, пожевал ее… Одна горечь во рту осталась. Сесть попробовал – уже сил нет. Чтобы сидеть, камень на коленях держать нужно, а я на этот камень чертов уже без слез смотреть не могу. Уткнулся я носом в траву и лежу… Мыслей в башке нет, только стакан холодной воды мне мерещится.

Дальше я уже на корячках пополз… Полшага сделаю – камень следом подтяну, еще полшага – снова за веревку. Картина, да?.. Потом думаю, а если, мол, по-черепашьи камень тащить, а?.. Кое-как взвалил я каменюку себе на спину. Лежит, камушек, не падает… Только осторожно идти на карачках нужно, не переваливаться с боку на бок.

Пошел по-черепашьи… Смотрю на свои грязные руки и шаги считаю: раз, два… Восемь… Тринадцать… В сосну головой – тресь! Камень – на землю, а сверху кукушка – ку-ку, ку-ку… В другую сторону я пополз, понимаешь?.. В сторону леска. Потому что уже почти не соображал ничего от усталости.

Распластался я на земле, в небо смотрю и думаю: пивка бы сейчас… И знаешь, мысль сама по себе простая такая, почти житейская. Даже совсем уже не злая. А еще бы, мол, покушать чего-нибудь… Хоть колбасы кусок.

Закрыл я глаза – дремоту потянуло… Глядь, вода перед самым носом плескается. Пить хочется и в тоже время ужас какой-то меня берет. Зачем я же так, а?.. Может не надо туда, в омут этот чертов?..

Тут вдруг снова злость в голову ударила – а что, мол, струсил, собака?!.. Ведь решил же все! Три дня думал, чуть с катушек не съехал, а теперь в сторону решил шарахнуться, сволочь?

Как я дальше полз, я уже, Леш, плохо помню… Камень на спине все тяжелее и тяжелее, а сам я… Как бы тебе получше объяснить? Сам я словно из комнаты в комнату переползаю: в одной комнате воздух злостью пропитан, в другой отчаянием, в третьей болью… Это как круги ада, только кругов этих не семь, не девять, а куда как больше. И все их пройти надо, все преодолеть. И ни как-нибудь, а камнем на шее…

В сущности, тогда я уже не понимал ничего… Разве что кроме одного – до берега доползти мне нужно. И полз: круги перед глазами, позвоночник от тяжести вот-вот треснет, руки в крови… Полз пока во тьму, как в нору, не забрался.

…В себя пришел, чувствую, прохладой в лицо тянет. Осмотрелся: на берегу я, оказывается, лежу, собственным камнем придавленный и уже сил нет его с себя сбросить. Заплакал я от слабости, по-детски заплакал, навзрыд. Думаю про себя: Господи, да за что же ты так меня?.. За что?!.. Но удивительные это слезы были, Леша… Даже странные. Словно всю грязь с души они мне омыли.

Человек не может сказать «меня нет». Если есть «я», значит ты живешь. А тут… Словно исчез я на какое-то время, словно растворился в слезах и сам на себя со стороны взглянул… На всю непутевую свою жизнь. И на людей, которые рядом со мной были, включая жену. Ты спросишь, как именно взглянул?.. Как Бог. Спокойно я смотрел, просто и с любовью. И не моя эта любовь была, Леша, не моя!.. Словно за один вздох я в себя весь воздух вобрал, который мне за всю жизнь вдохнуть полагалось.

Так что не я свою жену простил, Леша, не я, а Бог… И больше я ничего