Завтра война - Александр Зорич

Только когда колени его уткнулись в дно, а руки начали загребать песок, он сообразил, что почти спасен. Выскочив на берег, Эстерсон со всех ног бросился по тропке вверх.

Но даже оказавшись на плато, он не смог заставить себя остановиться. Только когда носок его ботинка зацепился за лавовый порожек и он, увлекаемый инерцией бегства, растянулся на брюхе, Эстерсон снова попытался совершить эволюционное восхождение от перепуганного животного к трезвомыслящему сапиенсу.

Он достал пистолет. Снял с предохранителя. Обернулся. Всмотрелся в зловещие воды океана.

Ничего.

Ни монстра, ни «Дюрандаля», ни Станислава Песа.

Июнь, 2621 г.

Оздоровительный центр «Чахра»

Планета Ардвисура, система Вайу

Бездельничать.

«Бить байдыки», как говаривал Фрол Кожемякин, забывая, правда, уточнять, что это за «байдыки» такие.

Но как ни скажи, а смысл один: ничего не делать.

За годы учебы в Северной Военно-Космической Академии это стало моей самой заветной мечтой. Такой заветной, что даже себе я старался признаваться в этом пореже.

Уверен, все мои товарищи согласились бы со мной.

В душе.

На словах-то каждый был горазд мечтать о «хорошей заварухе», или больше – о «нестандартной биографии». О возможности отличиться или о славной смерти на поле боя с посмертным представлением к высокой награде.

То есть, прошу понять меня правильно, я не ставлю под сомнение патриотические чаяния товарищей кадетов. И не планирую представлять их, а также и себя, лентяями и лежебоками. Я просто хочу сказать, что подвигов желали наши души. А наши тела желали одного – отлежаться.

Если подумать, что в этом было удивительного?

Одной теории нам читали так много, словно готовили из нас не истребителей, а аналитиков Совета Директоров.

Астрография и астробиология, основы военной медицины и теория материалов, начала баллистики и одиозный курс «Автономные боевые системы», экзамен по которому я сдал лишь с третьего раза, да и то благодаря самоотверженным подсказкам Коли Самохвальского…

Вы думаете, это все? Куда там! Прибавьте к этому этику военнослужащего, общую и военную историю, этикет и военный церемониал, четырехсеместровый курс «Статуты орденов», тактику и стратегию.

Что уж говорить о предметах широкого общественно-политического звучания? Как же без них! Поэтому нам читали политологию и сравнительное обществоведение, где подробно разжевывалась и в каждый рот вкладывалась простая мысль: мы, Объединенные Нации, лучше всех.

На этих предметах, как правило, рассказывали и про ближайших технологически состоятельных соседей – чоругов и Клон, то бишь Конкордию. Лекторы обозревали их государственное устройство. Вскрывали тайные механизмы их экономической и политической жизни. Разбирали с нами азы их идеологии. И все это – с показом слайдов!

Ох и доставалось на этих разборах чоругам! (Это такие здоровенные раки, по идее разумные).

И дикость у них, и негуманистические ценности (а какие еще ценности могут быть у негуманоидов?). И экспансионистские устремления процветают, и антиэкологичные технологии в ходу, и бог знает что еще.

Но что с них взять: раки – они и в Африке раки. По этой-то причине мне всегда было куда интереснее слушать про Конкордию. Ведь все-таки братья по Великорасе. Все-таки сапиенсы.

Хоть и из пробирок.

Клону от наших наставников по сравнительному обществоведению доставалось куда меньше. Это если на первый взгляд.

На первый взгляд могло показаться, что мы Клон одобряем и считаем их политическое устройство хотя и странноватым, но все-таки надежным и оправданным особыми условиями. Можно было подумать даже, что лекторы, а с ними и авторы учебников, и в самом деле считают, что кастовая система – то есть разделение тамошнего народа на заотаров, пехлеванов, энтли и демов – является достойной альтернативой нашей, земной демократии.

В учебниках еще любили вспоминать про древнюю Индию, где, мол, много тысячелетий держалась кастовая система – и ничего, процветали.

Можно было подумать, что клонирование, запрещенное на Земле еще шестьсот лет назад, но популярное в Конкордии, не такое уж и зло. А всего-навсего «следствие исторически обоснованного радикализма в форсировании демографического развития конкордианской нации».

Подумаешь, у них миллионы людей похожи как близнецы и лишены репродуктивного права! И что с того? Так оно им, может, и не нужно вовсе, право-то это.

Нам также говорили, что, несмотря на противоречия в видении своей исторической судьбы и путей ее реализации, Конкордия и Объединенные Нации – братья навек. И на первый взгляд, никакой лицемерной подоплеки под этим не проглядывало.

Но это только на первый взгляд.

А на второй, было ясно: что-то тут не так. И подоплека есть. Напряги мозги – и поймешь какая.

Нет-нет да и проговаривались преподаватели про «неразрешимость противоречий» между нами и Клоном. Старательно, хотя и подспудно, доводилась до нашего сведения мысль: так жить нельзя. Все, кто так живет, – мудаки и сволочи, уничтожение которых в общем-то если и не святое призвание землянина, то дело свойское, исторически закономерное.

Но этот «второй взгляд» на общественные дисциплины открылся у меня лишь к началу третьего курса. И делиться своими прозрениями с приятелями я не спешил.

В конце концов плевать я хотел на Конкордию и ее историческую судьбу.

Были дела и поважнее.

Например – сдать зачет по теории материалов. Выполнить норматив по пятиборью. Или, допустим, отыграться наконец в преферанс.

А вот люди Конкордии всегда вызывали у меня самый живой интерес. Наверное, потому, что видел я их не так уж и часто.

У нас в Академии, на общетехническом факультете, училась целая группа студентов с Вэртрагны, главной планеты Конкордии – четыре девушки и десять парней.

Все они были из касты энтли и потому близнецами не являлись. На Землю вообще очень редко попадали настоящие клоны, то есть люди, рожденные не людьми, а инкубаторами. Эти исчадия биосинтетических маток звались «демами». Они составляли большинство населения Конкордии и учиться в академиях им было запрещено. Были, конечно, и исключения – так говорили наши учебники, со своим всегдашним стремлением освещать ситуацию «объективно». Но кто их видел, эти исключения?

Каждое утро все четырнадцать студентов с Вэртрагны гуськом трусили в спортзал. Там, ни слова друг другу не говоря, они оккупировали волейбольную площадку и занимались своей гимнастикой.

Ох и странной была эта гимнастика! Стандартный пятнадцатиминутный комплекс состоял по преимуществу из различных стоек на руках, прыжков через голову и той акробатической фигуры, что у наших, русских мальчишек зовется «колесо».