Конечная – Бельц - Эмманюэль Гран

Закрыв Библию, аббат не спеша поднял голову и окинул неф суровым взглядом:

– Веселитесь, обитающие на небесах, ибо живете вы по Слову Божию. Возрадуйтесь, вместе с Михаилом победившие дракона, вы, приобщившиеся крови Агнца, ибо победили вы сатану, ввергающего мир в соблазн. Да воспоют вам славу. Но…

Лефор поднял палец и посмотрел на верующих горящими глазами:

– Горе вам, живущим на земле и на море! Ибо демон, побежденный Михаилом и Ангелами его, сошел к вам. Горе вам, ибо этот демон, говорит святой Иоанн, охвачен сильной яростью, и времени у него не много.

Аббат перевел дух. Эхо его голоса еще раздавалось под сводом и в приделах.

– Братья мои! Когда я выбирал, что прочитать вам в это воскресенье – трагическое для нашего сообщества воскресенье, – мне было видение, что святой Иоанн пришел и говорил со мной. Рассказывая нам историю архангела Михаила и Ангелов его, он предостерегает нас от демона, который рыщет в поисках наших душ, чтобы наслать на нас страдание и смерть. Кто из нас настолько безумен, что станет отрицать очевидное – прямо здесь, рядом с нами, совершилось подлое преступление? Кто из нас настолько слеп, чтобы думать, будто это дело рук человеческих? Достанет ли у нас смелости посмотреть в лицо демону, который бросил нам вызов, злу, которое разъедает нас и уже поразило своим мечом одного из наших братьев? Истинно говорю вам: нашего брата Пьеррика Жюгана убил тот самый дракон с семью головами, о коем говорит святой Иоанн, древний змий, поверженный Михаилом. Тот, кто подстерегает наши души, питается нашими грехами и нашей ненавистью. Тот, кого мы носим в себе, кого насыщаем молоком всякий раз, когда нарушаем завет Христа. Братья мои, услышьте, как он рыщет повсюду! Услышьте, как он радуется! Сатана пришел к людям потому, что его приманил запах греха и неверие в Слово Господне. И как сумели мы пробудить его ото сна, так надлежит нам изгнать его единственным оружием, перед которым он бессилен, – молитвой. Ибо Сатане не устоять против Михаила с его чистым сердцем. Но если мы не будем верны Слову Божию, готовьтесь: вы услышите, как ревет Сатана, его крики будут разрывать ваше сердце, и он напьется крови человеческой и пожрет младенца. Ибо, как говорит нам святой Иоанн, диавол сошел к нам в сильной ярости, зная, что времени у него не много. Аминь.

Финальная часть службы прошла в душевном единении и при полном молчании. Марк стоял в дальнем углу, укрывшись за колонной. Прежде ему приходилось бывать в церкви всего два раза, но он почему-то решил, что аббат, который, как ему казалось, разбирается в жизни на острове и в здешних людях лучше любого другого, непременно поможет ему или, по крайней мере, его не выдаст. Стоя в стороне от остальных, он любовался расположенными над хорами витражными окнами с изображением семи таинств, и витражами в боковых нефах на сюжет Страстей Христовых. Холодная и скудно освещенная церковь пахла старым деревом, плесенью и горелым воском. Когда священник велел прихожанам идти с миром и толпа стала постепенно редеть, Марк заметил на лицах сомнение, страдание и возбуждение. Служба произвела на него странное впечатление: откровенно говоря, он не знал, что и думать. Выходившие из церкви опустив голову люди – принарядившиеся Дюэль, Келлек, Шове с женами и ребятишками, супруги Шаню и чета Каллош – казалось, уже обрели свою правду.

Он прошмыгнул вдоль стены, скользнул в боковую дверь, замок которой не был заперт, и скрылся внутри. Вздрогнув от неожиданности, он почувствовав, как кто-то схватил его руку.

– Что ты здесь делаешь? – осведомился Папу.

– Хотел поговорить с аббатом.

Папу неодобрительно покачал головой.

– Пойдем-ка лучше со мной.

* * *

Папу захлопнул за собой дверь, стукнул кулаком по верхней створке, двинул ногой по нижней, маленькой. Повесил куртку на гвоздь и повернулся к Марку: лицо у него раскраснелось. От самой церкви они шли очень быстрым шагом.

Жилище Папу представляло собой одну-единственную прямоугольную комнатушку с бетонными стенами и асбестоцементной плитой над головой. Окно, по краям украшенное пухлыми гирляндами строительной пены, выходило на север, на море, а форточка – на восток. В углу стояла колченогая походная кровать, покрытая спальным мешком цвета хаки; посреди комнаты – маленький самодельный стол из обугленных с одной стороны досок и два разнокалиберных стула; напротив окна – шезлонг и ротанговый табурет, из которого торчало несколько непокорных прутьев. В противоположном от кровати углу Папу устроил нечто вроде кухни: здесь стояла белая тумбочка, электроплитка и тазик. Папу усадил Марка в шезлонг, а сам остался стоять.

– Сейчас приготовлю нам поесть. Может, пока по чашечке кофе?

Марк кивнул, и Папу стал возиться со спичками, никак не желавшими зажигаться. В комнате стоял тяжелый запах пива и пота. Это была жалкая, наспех отремонтированная халупа, но Марк чувствовал себя в ней уютно. Папу принес две дымящиеся чашки с наполовину стершимся логотипом «Данон», опустился на табуретку и отхлебнул кофе.

– Живешь здесь? – спросил Марк.

– Ну да. По крайней мере, никто не беспокоит.

– Да уж…

Папу разогрел банку чечевицы на своей импровизированной плите, и приятели приступили к трапезе. Они медленно жевали, то и дело промачивая горло глотком-другим теплого пива.

– Знаешь, что тебе скажу, – проговорил Папу с набитым хлебом ротом. – У меня ведь никогда не было морской болезни!

Молодые люди загоготали.

– А я тебе еще тогда не поверил! – заявил Марк.

– Я, кстати, моряк не хуже тех, кого считают асами. Не хуже Ле Шаню, Жюэля, Ле Коза, Карадека… Я хлебнул вдоволь морской водицы, уж можешь мне поверить.

Папу положил себе в тарелку еще чечевицы и открыл зубами бутылку пива.

– Я не про водные прогулки, – продолжал он, уплетая чечевицу. – Я имею в виду море. Настоящее море. То, которое тянется от Шпицбергена до скалистых берегов Фолклендских островов. Погоди, сейчас я тебе кое-что покажу.

Папу поставил тарелку, наклонился, пошарил рукой под кроватью, вытащил оттуда большую картонную коробку и осторожно поднял ее.

– Это мои сокровища.

В коробке хранилось множество старых вещей – не посвященный в их историю решил бы, что их сложили, чтобы вынести на помойку. Обрывки ткани, крючки, по виду рыболовные, пустые консервные банки, стеклянные баночки, наполненные песком и сухими водорослями, игральные кости, комиксы, наручные часы, огрызок печенья в полиэтиленовом пакете.

Пока Папу жадно рассматривал содержимое коробки, у него на лице светилась улыбка. Он выудил из груды хлама старую банковскую карту неопределенного цвета со срезанным ножницами правым верхним углом и протянул ее Марку.

– Кто-то фотографирует, а я собираю всякие штучки. Вот это карта Ги Биолле по прозвищу Ла Биоль. Благодаря ей мы развлекались в Монтевидео двое суток без перерыва. Я тогда служил матросом на «Гиварше». Мы держали курс на Фолкленды, но нашей конечной целью была Антарктика. Мы ходили на криль в южных морях, по пути сделали остановку в Монтевидео. Наш хозяин дал нам два дня, перед тем как отправиться в море на три месяца. Один день на великом юге, приятель, – это, считай, целых десять – штормит двадцать четыре часа в сутки, без перерыва. Разумеется, мы выскочили на берег как ошпаренные. Монтевидео – огромный порт. Там сотни судов – торговых, рыболовных, даже военных. Испанцы, греки, бразильцы – кого только нет. Народ копошится. Питейные заведения на каждом углу. Пахнет сосисками и жареной бараниной, они ее жарят на старых покрышках и тут же варят в котелках суп и фасоль. Кричат на всех языках. И девчонки… В обтягивающих маечках, с черными волосами до самой попки. Просто рай. Когда мы сошли, у нас с собой было немного денег, мы быстро все спустили на пиво и мясо на вертеле. И тогда Биолле, у которого совсем снесло башку из-за одной цыпочки, которая кружила вокруг, как пчелка, вытащил свою карту и смеха ради стал махать ею у себя над головой. Как будто шлюхе можно картой заплатить! Как же мы ржали! Он орал: Carta! Carta! И знаешь что? Эта девчушка посмотрела ему в глаза, взяла карту и пошла с ним в первую попавшуюся конуру. Он ей так заплатил. Опомниться не успел. Да и мы тоже. И за нас всех он тоже заплатил. Все нашли себе по девчонке. Бетена. Это моя. Вспоминаю о ней, как будто вчера все было. И так каждый раз. Carta! Carta! Мы жрали и пили сколько хотели. Карта – не то же самое, что деньги, ты же понимаешь. Ла Биолю казалось, что все бесплатно. И нам тоже – правда, для нас так оно и было. Продолжалось это пиршество два дня, два безумных дня. Три дня спустя, когда мы уже были на пути на юг, капитан получил телекс от жены Биолле. Он, этот идиот, спустил все ее сбережения. Женушка стала угрожать судовладельцу и капитану. Биолле пришлось подписаться на две дополнительные промысловые экспедиции, и только потом он смог вернуться домой; к тому же было запрещено выдавать ему заработок, разве что какую-то мелочь на сигареты. А я сохранил ту карту как сувенир. – Лицо Папу сияло.