За спиной - двери в ад - Анна Данилова

Чувствовалось, что мать Нины страшно горда за дочь. С одной стороны, ей хотелось похвастаться тем обстоятельством, что дочка так удачно вышла замуж и уехала жить во Францию, с другой – хотелось произвести впечатление тем сытым спокойствием, которое это положение Нины накладывает и на жизнь родителей.

Ирина же, собираясь сначала, как и было запланировано, сообщить родителям, что она пришла, чтобы стребовать долг с Нины, почему-то сделала все наоборот. Вероятно, она интуитивно чувствовала, что говорить о материальных трудностях Нины можно со знакомыми или подругами, а вот с родителями, чтобы расположить их к себе, следовало действовать иначе. И она не ошиблась. Если в первом случае ей просто сухо ответили бы, что Нины нет и они не знают, где она, не желая тревожить свою дочку каким-то там долгом, то сейчас ее, желавшую отдать долг дочери, усадили за стол, налили чаю и теперь с удовольствием рассказывали гостье о счастливой судьбе дочери.

– Я так рада за нее… Мы общались с ней не очень долго… Сначала я работала на кассе, она учила меня всем премудростям… Ну, вы сами понимаете… А потом мы как-то так сдружились, вместе ходили на танцы, помогали друг другу… Ну а потом у меня появились проблемы, я чуть было не потеряла квартиру… Словом, один парень обвинил меня в том, что я украла у него золотой перстень… Меня даже в милицию вызывали… Очень неприятная была история. И вот тогда-то мне и понадобились деньги на адвоката. Я понимала, конечно, что этот парень… Валерием его звали… что он блефует, что все равно ничего не докажет… А… Даже неприятно все это вспоминать.

– Да вы и не вспоминайте… – сочувственным тоном сказала Юдина. – А вот и Паша пришел с чаем! Паша, ты пирожки в микроволновке подогрей… Что пустой чай гонять? А хотите икорочки домашней? Из кабачков, моркови? Мне соседка рецепт дала, так вкусно получилось… Я сначала на пробу немножко сделала, а завтра вот привезем овощи с дачи, и я уже много накручу, по банкам разложу… Жаль, что Ниночка далеко, не попробует… Ну, она там совсем в другом мире живет, конечно. Европа! – Она многозначительно подняла палец кверху. – Там все по-другому. И никто ничего не заготавливает впрок. И здесь у нас, в Москве, тоже мало кто консервирует что… А вот мы с Пашей…

– Я вот что хотела спросить… Вернее, адрес-то вы мне ее дадите, как я понимаю, и деньги я ей вышлю. Просто хотелось вас спросить. Вот та история, которая произошла с ней три года тому назад, перед тем, как она, выходит, уехала из Москвы…

– Какая история? – как-то не очень заинтересованно, скорее машинально спросила Юдина, принимая из рук мужа блюдо с горячими пирожками и ставя в центр стола. – У нее их, этих историй, много было…

– Да там… ребенок у нее родился, что ли…

Блюдо бухнулось на стол с таким зловещим стуком, что все вздрогнули.

– Ребенок? – У Татьяны Юдиной округлились глаза. – А мы с отцом ничего и не слышали… Нет, я знала, конечно, что у нее ухажеры были… Да я и сама как-то видела ее здесь, неподалеку от нас, на рынке, она прогуливалась с каким-то парнем… И видно было, что парень несерьезный какой-то, и вообще, черный, кавказец… Но про ребенка я ничего не слышала…

– Значит, – покраснела Ирина, понимая, что преждевременно подняла тему о ребенке, – я и не должна была вам ничего рассказывать… Просто я знаю, что Нина была беременна. И это было незадолго до того, как мне пришлось вернуться на полгода к родителям, в Псков… У меня там тоже парень появился, и время полетело… Словом, мы с Ниной потеряли друг друга из виду. Я замуж вышла, сына родила, потом мы с мужем в Москву переехали, я бухгалтером очень удачно, надо сказать, устроилась, а муж у меня в Метрострое работает… Уф… Надо же, и зачем я вам только про ребенка ее сказала?

Юдина, все это время пристально смотрящая на Ирину, казалось, лишилась дара речи.

– Паш, ты слышишь, чего говорят-то? – наконец проговорила она осипшим от волнения голосом. – Будто бы Нинка наша кого-то родила… А это точно?

– Да нет, не точно. Просто мы же общались с ней какое-то время. Она нормальная девчонка была, говорила, что когда забеременеет, то не станет делать аборт… Вот я и подумала. Да вы не слушайте меня. Раз вы ничего не знаете, значит, она никого и не родила… иначе заметили бы…

– Витька знает, – сказала Татьяна мужу. – Вот точно знает. И знал, да ничего не сказал. Мы с тобой тут, как два кукуя, не можем придумать, куда себя деть, пока наши дети в Парижах живут, а здесь, где-то рядом, внучок или внучка маются? И где ж это? В детском доме, что ли?

– Да говорю же, – застонала Ирина, – может, я чего перепутала…

– Так она была беременна или нет? – подал наконец голос Юдин. Он нахмурился и теперь нервно размешивал сахар в бокале, то в одну сторону, то в другую.

– Была, это точно. Но оставила она ребенка или нет – понятия не имею.

– Не вздумай звонить ей, – сказал как отрезал Юдин. – Слышь, Татьяна? Не вздумай! Арман узнает, голову ей оторвет… Господи, только этого нам еще не хватало…

– Послушайте, женщина… Когда это было? – спросила Юдина.

– Ну, если вы говорите, что она уехала три года тому назад… Значит, приблизительно до отъезда все и успела сделать – и родить, и определить, и свинтить…

Ирина вдруг поймала себя на том, что ей совсем не стыдно перед этими людьми за то, что она лжет, и лжет исключительно с целью выведать как можно больше подробностей из личной жизни их дочери. В нормальной семье, где родители любят своих детей, опекают их, где есть понимание, не может мать ничего не знать о беременности дочери. Если же предположить, что пусть даже Нина и не была беременна, то тогда тем более к чему эти странные разговоры о каком-то там ухажере-кавказце? А если она была беременна и родила, тогда о чем здесь вообще говорить?

Какие-то это странные, недоделанные родители. Вот видно, что между собой живут ладно, что все-то у них размеренно и в порядочке, да только все равно что-то в этом доме не так, а что, Ирина никак не могла понять. Иногда так смотрят друг на друга, словно боятся чего-то. А почему друзей нет? У каждого нормального человека есть хотя бы один друг. Или просто знакомые, которые ходят в гости, пусть даже и надоедают, сплетничают, завидуют… Это жизнь. А вот здесь, в этой тихой и бедной квартирке, заполненной ящиками со свежими овощами, какими-то ведрами, стеклянными банками, корзинками, где пахнет, как и положено, выпечкой и яблоками, все равно что-то не так… Как будто бы эти люди живут не своей жизнью. Откуда у Ирины возникло такое чувство, она и сама объяснить не могла. Только воображение быстренько так показало ей очень странную картинку: Юдины, чуть ли не обнявшись, с испуганными глазами, прижавшись друг к другу, отмывают руки от крови, и розово-оранжевые прозрачные капли воды дрожат на стенках раковины… Они словно убили кого-то и теперь, связанные этим общим преступлением, обречены жить вместе. Или другая картинка… Вот так же вот, взявшись за руки, открыли чужую квартиру, вошли туда на цыпочках, да и остались там жить… на всю жизнь. Потому никого и не принимают, ни с кем лишний раз словом не перемолвятся. Хотя между собой живут хорошо.