Ублюдок, притворись моим парнем...Книга 2 - Екатерина Юдина

— Зачем он тебе? — от одного только вида связанного и обездвиженного Томата, у меня сердце начинало стучать прерывисто. Жан точно ненормальный. Ладно, он хотел уничтожить меня, но зачем ему Томат? Доберман же ему совершенно ничего не сделал.

— Это тоже небольшой рычаг давления на Флавье. Прикажу убить этого пса и снять это на видео, — Жан ухмыльнулся. — Мой человек следил за тобой и видел, как тогда в парке этот доберман побежал к Флавье.

— И только из-за этого ты хочешь убить собаку? За то, что он побежал к Флавье?

— Леон-Гонтран никогда не мог себе позволить даже пса, — Жан вздернул подбородок и посмотрел на меня с презрением. — Учеба в двух университетах и работа. А на первых курсах еще и множество подработок. Я помню, как он приходил к Джерму и играл с этим доберманом. Джером еще говорил, что у этого пса слишком своеобразный характер. Он не поддавался нормальной дрессировке и хорошо относился только к двум людям. К тебе и Флавье. Его и не убрали из дома Марсо потому, что ты им занималась.

Я знала, что Томат своеобразный и, пусть мне Варнер ничего не сказал, но я и без этого поняла, что добермана в Марселе практически не выпускали из вольера, а из Парижа его увезли вместе с другими собаками не из-за надобности, а лишь потому, что он там мешался. Но все это не имело значения. Томат был хорошим и несмотря ни на что он все же выполнял свою работу.

Более дикими и ненормальными для меня были слова Жана. Он все говорил и говорил, но абсолютно все фразы сводились к тому, что Томат нравился Флавье, значит нужно убить и добермана.

Я почувствовала еще больше омерзения к де Феро. Его ненависть к Леон-Гонтрану была чрезмерной и всепоглощающей, но при этом жутко мерзким казалось то, как Жан пытался себя превозвысить. Он говорил, что уничтожит все, что дорого Флавье, но теперь я понимала, что он бил лишь по тому, к чему мог достать. То есть, у Леон-Гонтрана были весьма влиятельные друзья и им навредить Жан не мог. Это ему не под силу. Зато он добрался до меня и до Томата и вел себя так, будто свернул горы.

Так мелочно. Так мерзко.

— В следующий раз, когда я приду к тебе, сразу покажу видео с твоим псом, — сказал Жан разворачиваясь к двери. Он точно не сказал, что будет на этом видео, но я и без этого догадалась.

— Не трогай его! — я резко закричала. Очередная моя ошибка. Мне не следовало защищать Томата, ведь стоило только Жану почувствовать, что пес мне дорог, как в нем просыпалось еще большее желание навредить ему. Это я отчетливо почувствовала прежде, чем парень вышел за дверь.

Книги на Книгоед. нет

Время, проведенное в полной темноте и тишине, тянулось бестолково. Иногда мне казалось, что оно вовсе прекращало свой ход или начинало течь в обратную сторону. И, да, я хотела, чтобы оно остановилось и Жан в подвал больше никогда не заходил.

Сжимая пальцами волосы, я тянула за пряди, но боли уже не чувствовала. Постепенно приходило понимание того, что я больше себе не принадлежала. Моя жизнь зависела от неуравновешенного психопата, для которого не было ничего запретного или святого. Хотя, нет, запретное было. Де Феро никогда бы не пошел против того, кто сильнее его. Жану дорога его шкура.

Даже на Флавье он давил издалека. Анонимно отправлял фотографии, на которых было видно, что надо мной жестоко издеваются, но не было намеков на то, кто это делает. То есть, Жан все это проворачивал без поддержки своей семьи и поэтому был слаб. Он мог давить только на психику. Но не как умелый кукловод, а как трусливый человек, желающий без вреда для себя ослабить противника.

А я все думала, что сейчас происходило с Леон-Гонтраном. Повлияли ли на него все эти фотографии? Или он остался к ним безразличным? Все же я не верила в то, что он все эти годы меня любил. Флавье и многолетняя любовь ко мне, вместе не сочетались.

И где-то глубоко внутри сознания я надеялась на то, что Леон-Гонтран останется безразличным к провокациям Жана и на фотографии он никак не отреагирует. Мне самой от этой надежды было больно. Это трудно объяснить, но, черт возьми, я не хотела думать, что моя судьба полностью безразлична Леон-Гонтрану! Мысли о нем меня успокаивали и я боялась того, что это была односторонняя привязанность, из-за которой я упиралась в эмоциональную стену. Но… Если Леон-Гонтран поведется на действия Жана, его может ожидать та же участь, что и меня. Я этого не хотела.

Пусть лучше я буду ему безразлична, чем он окажется в руках этого психопата. И так много жертв.

Флавье нужно мыслить трезво и, возможно, он когда-нибудь уберет Жана. Правда, я не знала, что со мной будет на тот момент.

Я шумно дышала и все еще сидела на матрасе. Кое-как укутанная простыней, растрепанная и измазанная своей засохшей кровью. На лице ни одной эмоции и глаза пустые, но внутри сознания все жгло.

Послышались отдаленные шаги, после чего открылась дверь и комнату заполнил тусклый свет из коридора. На Жана я не смотрела и даже не шевелилась, продолжая держать голову опущенной. Меня трясло от ненависти к этому парню и я понимала, что как только он подойдет ближе, я наброшусь на него. Плевать на то, что со мной потом будет. Он и так собирался меня убить, а так, я могла хотя бы попытаться глаза ему выцарапывать. Де Феро это заслужил. Хотя, я была близка к тому, чтобы потерять сознание и навряд бы в таком состоянии смогла хоть что-то сделать Жану.

— Куница, — послышался хриплый и такой знакомый голос. Вслед за ним я уловила запах сигаретного дыма смешанного с ментолом.

Сердце забилось учащенно и в груди все встрепенулось. Я тут же подняла голову и в полумраке увидела жуткие глаза серого цвета. Передо мной стоял Леон-Гонтран.

Мы виделись лишь пару дней назад, но мне казалось, что прошла целая вечность. Тем более, за это время Флавье изменился, но это было заметно только по его взгляду. В них читалось нечто неописуемое. Животное и суровое. Но так же испепеленное, словно у растерзанного зверя.

— Ты?.. — я еле шевелила губами и неотрывно смотрела на Леон-Гонтрана. Мне совершенно не верилось в то, что он действительно пришел. Это больше было похоже на игру моего разума и галлюцинацию. Но его прикосновения к моему лицу и жар ладони, ясно говорили о том, что мне он не привиделся.

— Ты как? — его голос очень сильно утяжелила хрипотца от бесконечного количества выкуренных сигарет и я заметила, как во взгляде Леон-Гонтрана промелькнуло еще нечто мне непонятное в тот момент, когда он убрал ткань простыни и посмотрел на мою синюю от удушения шею, многочисленные синяки, кровь, раны и царапины.

— Я… я нормально. Со мной все нормально, — прерывисто прошептала я и в первом порыве вцепилась пальцами в массивную ладонь Флавье. Да, это он… Мне не мерещилось. — Как ты тут оказался?

— Нет переломов или глубоких ран?

— Нет, — я замотала головой и вздрогнула, когда Флавье полностью стянул с меня простынь. Он скользнул по моему телу цепким взглядом и кое-где провел ладонью, но уже вскоре кивнул своим мыслям и привстал.