Крестник Арамиса - Поль Махалин

Лестница вела в маленький дворик с садом, далее до опушки леса тянулся огород. В центре сада находился каменный колодец. Арманда велела Элиону и Зоппи спрятаться за ним, а сама осталась стоять. Зоппи делал умоляющие глаза, но она не желала прятаться. Она жадно смотрела на дом.

— Подождем, — прошептала она.

Некоторое время было тихо.

И вдруг раздался взрыв, земля вздрогнула, камни задрожали, деревья в саду согнулись, и вдалеке зашумел лес. Крыша дома взлетела на воздух, как пробка от шампанского. Горящая черепица веером рассыпалась по саду и засверкала у них над головами. Все хозяйственные постройки рухнули в кратер этого искусственного вулкана.

Куски обгорелых досок и части окровавленных человеческих тел взлетели на воздух. Душераздирающие крики слились в сонм хриплых стонов. Огромное рыжее облако поднялось над грудой развалин, вспыхнуло красное пламя и взвились черные клубы дыма.

В то время как из предместья и ближайшего поселка на место взрыва сбегался народ, почтовая карета мчалась к лесу, увозя Арманду де Сент-Круа и господина де Жюссака в Сен-Жермен, где молодая женщина решила скрыться.

Стоял унылый пасмурный день. Тяжелые облака нависли над горизонтом. Вся природа как будто погрузилась в печаль: тоскливо глядели темные влажные листья, замерли в безмолвии лиловые стволы могучих деревьев.

Экипаж Арманды бесшумно катился по ковру истлевших трав и листьев. Барон, прислонившись лбом к стеклу, глядел на дорогу. Дочь де Бренвилье потянула его за рукав, и он вяло обернулся.

— Не хочу больше, — сказала она, — иметь дело ни с дю Мэном, ни с этим Мовуазеном… Будем союзниками!.. Помогите мне исполнить задуманное, а я помогу вам. Мое могущество стоит вашей шпаги, и вы уже сейчас убедились, что я умею разрушать.

Элион поднял на нее вопросительный взгляд.

— О каком деле вы говорите, мадам? — спросил он.

— Ох, господин де Жюссак, — с досадой покачала она головой, — вы меня раздражаете своим спокойствием! Вы и впрямь ничего не понимаете или издеваетесь? Вспомните, что вы рассказывали мне этой ночью: улица Сен-Медерик, свидание мадемуазель де Шато-Лансон с прекрасным де Нанжи, признания вашей Вивианы королю…

Крестник Арамиса сжал голову руками. Кровь застучала у него в висках, в памяти оживились картины вчерашнего дня.

— О, вспоминаю, вспоминаю!.. — воскликнул он. — Вивиана!.. Она меня больше не любит!.. Она любит другого… — И отчаянный крик вырвался из его груди: — О Господи!.. Силы небесные!..

— Сейчас не время рыдать, — тронула его за плечо Арманда. — Вам надо мстить, мой друг, вот о чем теперь подумайте.

— Мстить?.. Но кому?

— Этой девушке, которая вас так подло обманула… Двору, что изощряется в искусстве лгать и предавать… Королю, наконец, который обрадовался, что нашел в этом доме ее вместо той, которую думал там найти! — воскликнула Арманда.

— Мадам, — возразил барон сурово, — разве вы не знаете, что не мстят ни королю, ни женщине?

— Но эта женщина нарушила клятву, растоптала ваши чувства… А король использовал в своих интересах оскорбление, нанесенное ею вам.

— Женщина — хозяйка своего сердца, так же как король — хозяин своих подданных.

— Но она отняла ваше сердце и разбила его… И как можно не желать ответить ударом на удар, оскорблением на оскорбление!.. Не постараться достичь хотя бы такого счастья взамен того, которое украдено!

— Она поймет свою ошибку и уже тем будет наказана.

— Тогда что же вы собираетесь делать?

— Ах, да не знаю я! — воскликнул молодой человек и пробурчал себе под нос: — Кажется, собираются воевать. Отправлюсь туда и брошусь в самую гущу боя. Черт возьми! Найдутся несколько хороших молодцов, англичан или немцев, которые положат конец моим мучениям, раскроив мне череп или вспоров брюхо!

Арманда схватила его за руку.

— И это называется месть!

— Во мне живет более сильное чувство, чем месть, — покачал головой барон, — это любовь…

— Неужели вы все еще любите эту женщину?..

Барон опустил глаза и ничего не отвечал. Арманда металась, как тигрица в клетке.

— И вы способны ее простить? — спросила она ядовито.

— Мадам, согласно божественному закону, прощение — суровый долг. Помните детскую молитву, чудесную молитву, более гуманную, чем молитвы взрослых, содержащую такие слова, адресованные Отцу Нашему на Небесах: Господи, прости обиды наши, как мы прощали тех, кто нас обидел.

— Разрази меня гром, вы достойнейший христианин!

— Я думаю и поступаю так, как меня учили.

Молодая женщина взвилась от ярости.

— Так вы, может быть, не отказались бы еще жениться на ней? — воскликнула она в исступлении.

— А почему бы и нет? — ответил Элион. — Мир велик… Есть и другие земли, кроме Франции… Скажи она только слово — я отправился бы за ней на край света, порвав связь между прошлым, настоящим и будущим…

— Черт возьми! Такая философия не для меня. Могу только восхищаться вашим милосердием, состоящим из нежности и поцелуев… Но чтобы осуществить этот прекрасный замысел, надо, по крайней мере, дождаться, чтобы госпожа де Нанжи стала вдовой…

— Вдовой?

Арманда посмотрела на массивные часы из ляпис-лазури с циферблатом, обрамленным тонкой полосой из камня, — часы висели у нее на поясе на серебряной цепочке.

— Конечно, — прошипела она. — Сейчас половина двенадцатого, а к полудню ваша бывшая подруга обвенчается со счастливым победителем в часовне дворца.

— Венчается! — прошептал Элион побледневшими губами.

— Так хочет король. Вы же сами только что сказали, что он верховный господин над судьбами своих подданных!

— Венчается с этим человеком!..

— Вы как будто собираетесь его прикончить? — продолжала язвить Арманда, как вдруг крестник Арамиса ударом кулака разбил стекло дверцы. Из пальцев брызнула кровь.

— Стой! — крикнул он кучеру.

Карета остановилась среди густых лесов возвышенности Рокенкур.

— Куда же вы? — закричала Арманда.

— В Версаль! Я должен посмотреть им в глаза, убийцам всех моих радостей!

Женщина крепко обвила его шею руками. Она страстно дышала ему в лицо и умоляла:

— Останьтесь! Я сотру с лица земли всех, кто причинит вам страдания! Я буду тем, чем была для вас эта женщина. Останьтесь!.. Я люблю вас!

Он не слушал ее. Он ее не слышал. Открыв дверцу, юноша выпрыгнул из экипажа, вдохнул полной грудью и ринулся, как дикий зверь, в чащу леса.

Барон был хороший охотник и в несколько мгновений смог сориентироваться в лесу. С легкостью он определил, в какой стороне находится Версаль. Опустив голову и раздвигая локтями ветви, похожий на преследуемого хищника, он пробирался сквозь заросли кустарника. Ветви стегали его по лицу, шипы царапали в кровь руки и щеки — он ничего не чувствовал. Всклокоченный, в изодранной одежде, без шляпы, он шел и шел, натыкаясь на деревья, скользя по прелым листьям и падая. Тяжело дыша, он бормотал какие-то бессвязные слова, смысл которых ускользал от него самого.