1000 сногсшибательных фактов из истории вещей - Лев Шильников

Кстати, просвещенные европейцы так и поступали: выходя на улицу в темное время суток, прихватывали с собой латерну (так в то время по-латыни назывался фонарь), поскольку средневековые города по ночам погружались в непроглядную тьму. Быть может, в солнечной Италии, на родине Рафаэля Барбарини, дело обстояло несколько иначе, но мы об этом ничего не знаем. Однако не станем ломать копья попусту, ибо в Западной Европе коммунальным благоустройством озаботились все же куда раньше, чем в полудикой азиатской Московии. Европейские города жили по своим собственным законам и не собирались подчиняться баронам и герцогам, у которых было по семи пятниц на неделе. Разумеется, горожане разнились между собой – и по уровню доходов, и по общественному положению, – но если к стенам города неожиданно подступал неприятель – какой-нибудь вздорный барон, собравший с бору по сосенке падкую на халяву дружину, – город выступал как единое целое. А вот на Руси с ее патриархальными нравами и вотчинным землевладением ничего подобного никогда не было и в помине, и потому князья в своих владениях, высочайше пожалованных небрежным росчерком царского пера, били земные поклоны московскому государю и третировали в хвост и в гриву ручных подданных, которые до креста пропивались в царевых кабаках. Правда, Великий Новгород и Псков – богатые торговые города, всегда жившие наособицу, – легко прогоняли неудобных князей и бережно лелеяли вековые традиции самоуправления, но разве могла себялюбивая византийская Москва, только позавчера сокрушившая злых татар, допустить на ближней периферии своих земель существование городов, откровенно нацеленных на Запад?

Однако вернемся к нашим баранам. С того момента, как волосатый неандерталец запалил первый костер, и вплоть до второй половины XVIII столетия, когда в парижской Гран-опера необычно ярко засияла масляная лампа Арганда, человечество из века в век довольствовалось на редкость убогими осветительными приборами. Вместе с кремневым инвентарем и гарпунами из оленьего рога археологи нашли плоские корытца с округлым дном, выдолбленные из гранита или красного песчаника. Лабораторный анализ остатков нагара показал, что в этих каменных плошках жгли самое обыкновенное сало. Можно себе представить, как отчаянно коптил такой примитивный светильник, однако даже масляные лампы Античности были немногим лучше. Поразительный застой технической мысли! Тысячи лет поступательного развития – и совершенно никакого прогресса. Рушились и воздвигались империи, опустевшие города зарастали сорной травой, люди научились обрабатывать землю, строить корабли и выплавлять металлы, а во дворцах и хижинах по-прежнему чадили масляные светильники, почти ничем не отличавшиеся от неуклюжих поделок каменного века. Правда, древние греки и римляне догадались заменить гранит обожженной глиной и выдумали пеньковый фитиль, но на этом их изобретательский порыв захлебнулся. Масляные лампы Античности, щедро украшенные бронзой и серебром, напоминали соусник или чайник, из носика которого торчал крученый фитиль. Средневековые лампы были как две капли воды похожи на своих древнеримских сестер, только с отделкой поплоше и победнее.

Примерно две тысячи лет назад появились наконец первые свечи, однако до XIII века они были весьма дороги, поэтому их жгли лишь во дворцах и церквах. Свечи делали из воска или сала. Связку из нескольких десятков фитилей опускали в котел с расплавленным салом, а чтобы свечка вышла потолще, фитили погружали в сало много раз подряд. Такие свечи назывались макаными. Со временем их научились отливать в специальных формах из жести или олова. Понятно, что литые свечи получались гораздо изящнее и ровнее маканых. Иное дело – восковые свечи: их производством в Средние века занимались профессиональные мыловары и пекари. Сперва из мыла получали воск, а уже потом пекари делали из него свечи. Восковая свеча – это роскошь, доступная в те времена только очень состоятельным людям, но даже сальные свечи были далеко не каждому по карману. Еще каких-нибудь двести лет назад семья среднего достатка проводила вечера при свете одной-единственной свечи, и только лишь к приходу гостей их зажигали две или три штуки. Ну а вельможи и царствующие особы денег на дорогой воск не жалели. Вот что рассказывает один европейский путешественник, навестивший Москву в XVI веке:

«В продолжение пира наступил вечер, так что пришлось зажечь четыре серебряных паникадила, висевших под потолком, из которых большое, напротив великого князя, было о двенадцати свечах, три других – о четырех. Все свечи были восковые. Около поставца с обеих сторон его стояли восемнадцать человек с большими восковыми свечами. Свечи ярко горели, и в комнате было очень светло. На наш стол также подали шесть больших восковых свечей, а подсвечники были яшмовые и хрустальные, в серебряной оправе».

Понятно, что восковые свечи были очень дорогим удовольствием, если гости не поленились пересчитать их поштучно. А вот через двести лет светлейший князь Потемкин-Таврический, у которого денег, как известно, куры не клевали, задал грандиозный бал в честь матушки-императрицы Екатерины II. Очевидцы рассказывают, что в дворцовых залах тогда было зажжено 140 тысяч масляных ламп и 20 тысяч восковых свечей. Размеры его состояния трудно вообразить, ибо помещик, имевший двести или чуть более душ, уже считался весьма богатым человеком. «Как вы поживаете, почтеннейший Мартьян Прокофьевич?» – осведомлялся у таких крепких хозяев сладчайшим голосом костромской губернатор П. А. Шипов, самодур и вельможа, державший губернию в ежовых рукавицах и прозванный за свою железную хватку солигалическим императором. А вот дворянам, у которых душ насчитывалось всего около сотни, он только походя кивал на бегу и говорил между делом торопливой скороговоркой: «Здоровы ли вы, почтеннейший Иван Иванович?» И куда в таком случае следует зачислить Григория Александровича Потемкина, если только за два года ему было пожаловано 37 тысяч душ и около 9 миллионов рублей серебром? Более того, один дотошный француз был уверен, что светлейший за короткое время получил подарков на 50 миллионов рублей, не считая откровенных злоупотреблений и беззастенчивых краж. И хотя совокупное состояние Потемкина было совершенно неисчислимо, долги, обнаруженные после его смерти, выражались астрономической суммой. Какие уж тут восковые свечи, прости господи… Родовитое отечественное дворянство находило пикантную изюмин ку не просто в больших тратах, а в гомерических тратах не по средствам. Впрочем, это совершенно отдельная тема…

Ну а крестьянская голытьба, кое-как перебивавшаяся с хлеба на квас, не могла себе позволить не то что восковых, но даже сальных свечей, поэтому в деревенских избах веками коротали вечера при лучине. От сухого ровного полена откалывали щепку длиной в аршин[80] и вставляли ее в светец – деревянную или железную стойку на подставке. Металлический зажим удерживал лучину под углом, слегка наклонно, горящим концом вниз, чтобы она не погасла. Во избежание пожара светец или ставили на железный лист, или прикрепляли его к небольшому корытцу с водой или песком. Лучина давала очень яркий свет, но коптила и дымила совершенно немилосердно. Вдобавок за ней нужен был глаз да глаз, чтобы вовремя поменять сгоревшую щепу. Для лучины требуется ровное и сухое дерево, а вот если даже плохонькую ветку окунуть в смолу, она будет гореть весьма изрядно. Так родился жаркий факел, который вместе с неприхотливой крестьянской лучиной благополучно дожил чуть ли не до начала прошлого века.