Нас там нет - Лариса Бау

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 58
Перейти на страницу:

Бабушка этого пугалась и не одобряла еще больше, чем уныние, которое она считала бездельем. Если усердно вышивать розочки и делать утреннюю гимнастику с водными процедурами, то никакого уныния не будет.

Ну вышивали, ну умывались, а уныние не проходило. И печаль была от ветерка и журчащей воды, и от облаков и дождика, и от кинов с красивыми платьями и лошадками. И от часотиканья тоже возникала и не проходила от вышивания.

— Зажралось поколение! Мы кору глодали! А они грустят, видите ли.

А от стыда за грустение веселей, что ли? Вот и без Бога грустить грешно, и с ним грешно, и вставать утром, и в школу идти, и про героев читать…

Играешь, кушаешь, даже если мороженцо, а внутри грустно. Бежишь на войнушке с криками ура, а внутри сидит этот печалевидный ком и наблюдает: беги, ори, дурочка, вечером догоню в темноте…

* * *

Почему взрослые всегда подозревают детей в плохом? Сидя за столом, надо держать руки так, чтобы всем были видны. А если на коленях, то взрослые думают, что в попе ковыряешь, да? Пиписку зря трогаешь, да?

Почему нельзя сидеть в туалете сколько хочешь, даже если никто в очереди не стоит? Что, они думают, можно делать в туалете такого, чтобы осудить и запретить? Все газетки разорвать? Как-нибудь особенно напачкать? А может, просто хочется посидеть взаперти, без никого, ничего не делать… чтобы никто не гонял заниматься полезным для сейчас или для будущего, которое всему человечеству пригодится?

Ведь дети не бывают одни. Только в ванной можно кривляться, только в туалете можно раскачиваться, только в темноте можно тихо танцевать руками.

Как несправедливо, что в голове есть свобода, а деть ее некуда, не протиснуть в жизнь между пользами, целями, просвещением и самоотверженностью.

* * *

Это, боюсь, неправильно — приходить к взрослой ответственной жизни из детства. Это большое разочарование, недоумение и обида.

Лучше уж с другого конца, с конца старческой покорности, которую обычно принимают за мудрость.

Важно выбрать в старости правильный момент для этой зрелой активной жизни. Когда еще не впал в детство или в полное равнодушие. И быстро побежать назад.

Нельзя человеку после детства жизнь доверять. Он еще смутной радостной веры не лишился, через лишение ее он идет к холодному чувству цели.

А потом опять к вере в ненапрасность, а это главный обман души — ненапрасность. Тут требуется астрономическое знание не подпускать — про бесконечное-холодное, про темную пустую пыль в необъятном времени.

В любом случае закончится так, что костей не соберешь.

И когда уже вроде как соединились жизнь и мысль, чувством управляешь в сторону удовольствия — осталось всего ничего: скользить по склону, тормозить сладким обманом неуемное время…

Не смотреть вперед — это и называется благодарность жизни?

Тут и Господа помянуть не всуе…

* * *

Они в тишине детской жизни зреют, эти немедленные мысли.

Время — вот он, главный враг детской воли, главный страж тюрьмы благих намерений, спокойствия и защиты.

— Уйдите, воры моей свободы… я сам…

Любящие не отпускают — ради него, ради самого же, простодушного…

— Побудь подольше с нами, пригрей нас своим детством… Мы старые уже, уйдем, скоро покинем и тебя, и себя покинем…

Тебе еще останется вспоминать, это тоже жизнь — воспоминания, живая, подвластная тебе ткань времени…

Ты успеешь, тебе еще долго плыть, хватать воздух ртом, плескаться, фыркать, отплевываться, долго еще до сухого берега смерти…

— Успею, да, наверно, успею, но я же не научусь своей жизни, а потом будет поздно… Я останусь чужим, оттолкнутым удивлением неуместного детства, стареющим телом и детским касанием…

— Ты прочтешь про все в книжках… Все равно так мало свободы в жизни, ты даже не подозреваешь, как мало…

Как мало ты испытаешь, встретишь, увидишь…

Самые Твои чувства будут чужие, из книг, из кино, из одиноких молчащих просторов…

Самые Твои светлые слезы будут от чужих песен, ты поживешь еще в покое, укрытый нашими крылами…

Только там будешь ТЫ настоящий, свободный, без отчаянных слез побежденного, один, без подлости победившего, бессонная совесть не будет терзать тебя…

Будешь скользить в отпущенном тебе времени, не старея тревогой, не изнашиваясь страхом… И у Бога не будет за что покарать тебя…

* * *

В детстве у меня был невидимый враг. В темноте, когда не засыпается, он приходил спорить со мной. Или пытался отвечать на дневные вопросы. Особенно на самые трудные, когда бабушка кипела душой, а дедушка швырял на стол газету и говорил: «Ну Сатана!»

Или такие вопросы, которые нельзя было спросить во дворе, потому что все сразу убегут и обзовут чумовой и дурой.

Вопросы на тему, как устроен мир, были легкие, потому что на них можно было получить ясный ответ.

Самые трудные вопросы были, как жить с этим миром, каждый день по нему идти так, чтобы, засыпая вечером, говорить себе: как хорошо я сегодня по нему прошел и далеко пойду завтра.

Он, этот мой враг, хотел любви от меня, восхищения, благодарности без всяких сомнений. Он хотел научить меня потакать его прихотям, понимать и предугадывать его желания и мечты. Он хотел участия, игры по его правилам, покорной, благодарной изворотливости.

Как он назывался: Бог или черт?

Он придумал это устройство жизни, чтобы быть виноватыми от свободы и счастливыми от покорности. Он придумал так, чтобы главное научение жизни было притворяться. Когда играешь в детстве в кого-нибудь, в Снежную королеву, например ты становишься другим. А взрослые, когда играют и притворяются, остаются сами собой. Взрослеть — значит понимать неправду. И делать вид взаимно.

В детстве наказывают за вранье, а во взрослой жизни наказывают за правду. Почему у взрослых неправда может быть милосердна, чтоб не обидеть, а у детей всегда как черная неблагодарность?

Как надо расти, чтобы превратиться в совсем другого? И где надо остановиться расти, чтобы не забыть, какой был раньше.

* * *

Среди бед взрослой жизни можно выделить четыре: бедность, развод, пьянство и смерть.

Бедность — да, это печально, мы все были бедные, нам всегда хотелось того, чего у нас быть не может. И в еде, и в нарядах, и в зеркалах, и в на-море-ездить, и вообще. Но всегда можно было пойти вечером на базар и наесться там бесплатно, или встать у входа и денежку просить, или моей бабушке сказать, а она уж найдет как выкрутиться, перешить, залатать и просто накормить.

Развод — да, это печально, даже, наверно, ужасно. Но можно было со временем разжиться другим мужем, который навсегда или приходящий, что ничуть не хуже, а то и лучше. Он приходит с цветами и кексами, нарядный, трезвый, а потом не надо стирать его носки и позорно вывешивать на балконе. Но и без мужа можно к моей бабушке пойти, скоротать вечерок за чайком с вареньем. А потом поплакать ночью.

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 58
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?