Пожалуйста, позаботься о маме - Кун-Суук Шин

Заметив твой велосипед рядом с обветшалым домом у подножия холма, расположенного между рисовыми полями, я с воплем вбежала во двор. И вот моим глазам предстала унылая картина. Твоя престарелая мать сидела на покосившемся крыльце, глядя перед собой глубоко запавшими бесцветными глазами, рядом топтался трехлетний малыш и сосал палец, а твоя жена мучилась в самый разгар тяжелых родов. Я пришла забрать тазик с мукой, который ты у меня украл. А вместо этого поспешно сняла котелок со стены темной и узкой кухоньки и принялась греть воду. Я оттолкнула тебя в сторону, потому что ты не знал, что делать, и беспомощно сидел около жены, а затем схватила ее за руку. Мы никогда раньше не встречались, но я закричала:

— Тужься! Тужься изо всех сил!

Не знаю, сколько времени еще прошло, прежде чем раздался крик младенца. В твоем доме не нашлось ни единого клочка морских водорослей, чтобы сварить суп для твоей жены. Твоя мать ослепла от старости и вскоре, по-видимому, должна была отправиться в мир иной. Я запеленала ребенка, выгребла немного муки из своего тазика и приготовила суп с клецками, разлила его в несколько мисок и отнесла в комнату твоей жены. Сколько десятилетий прошло с того момента, как я снова поставила тазик с мукой на голову и отправилась домой? А этот мужчина рядом с тобой и есть ребенок, родившийся в тот день? Он обтирает влажной губкой твою руку. Затем он переворачивает тебя и принимается обтирать спину. Как много времени минуло с тех пор. Твоя шея покрылась морщинами. Твои густые брови поредели, и я не узнаю твои губы. Теперь настал черед твоего сына спросить:

— Отец! Как тебя зовут? Ты помнишь свое имя?

— Пак Соньо.

Нет, это мое имя.

— Кто эта Пак Соньо, отец?

Мне тоже интересно это услышать. Что я для тебя? Кто я для тебя?

Через неделю после нашей встречи мысли о твоей семье не выходили у меня из головы, и я, прихватив с собой немного морских водорослей, пришла к твоему дому, но жены твоей в комнате не оказалось, один лишь новорожденный младенец. Ты рассказал, что после родов твоя жена три дня металась в жару, а затем покинула этот мир. Она недоедала и была так истощена, что не смогла перенести роды. Твоя слепая мать сидела на ветхом крылечке, и я не смогла тогда понять, осознает ли она, что происходит. И еще здесь был трехлетний ребенок. Думаю, мужчина у твоей постели мог оказаться как раз тем самым трехлетним ребенком, а не новорожденным младенцем, которого я принимала у твоей жены.

Не знаю, кем я была для тебя, но ты стал для меня другом на всю жизнь. И кто бы мог подумать, что мы станем дружить все эти годы? В нашу первую встречу ты заставил меня почувствовать ужасную тоску и отчаяние, украв тазик с мукой, который я несла, чтобы накормить своих детей. Наши дети не поняли бы нас. Им было гораздо легче осознать, что сотни тысяч людей погибли на войне, чем понять нас с тобой.

И хотя я знала, что твоя жена умерла, я не смогла тогда просто так уйти и потому замочила в воде морские водоросли, которые принесла с собой. Я приготовила тесто из остатков муки и сварила суп с клецками и морскими водорослями. Я поставила на стол по миске для каждого члена семьи и уже собралась уходить, но на прощание решила приложить младенца к своей груди. В то время у меня не хватало молока для родной дочери. А ты ходил по деревне с младенцем на руках, и некоторые женщины соглашались покормить его грудным молоком. Иногда жизнь отличается удивительной хрупкостью, но порой пугающе и непостижимо устойчива ко всякого рода испытаниям. Моя старшая дочь говорит, что, когда трактор сминает и уничтожает сорную траву в поле, сорняки льнут к гусеницам трактора и рассыпают семена, чтобы посеять новую жизнь даже в момент своего уничтожения. Твой ребенок, похоже, с рождения усвоил эту истину. Он сосал мое молоко с таким усердием, что мне начинало казаться, что он вот-вот высосет из меня все соки, и я даже слегка хлопнула его по спине, на которой еще сохранились красные полосы после родов. Когда это не помогло, мне пришлось силой оттянуть его от груди. Младенец, потерявший мать сразу после рождения, не хотел отпускать сосок. Я положила ребенка на кровать и повернулась, чтобы уйти, и в этот момент ты спросил, как меня зовут. С момента моего замужества ты был первым мужчиной, который хотел узнать мое имя. Внезапно смутившись, я опустила голову.

— Пак Соньо.

И тогда ты рассмеялся. Не знаю, что на меня нашло, наверное, я просто хотела, чтобы ты еще раз рассмеялся. И хотя ты не спрашивал меня об этом, я рассказала, что мою старшую сестру звали Тайньо, что означает «большая девочка». Нас зовут — Большая Девочка и Маленькая Девочка. И ты снова рассмеялся. А затем сказал, что тебя зовут Ёнгу, а твоего старшего брата звали Кумгу. Твой отец дал сыновьям имена, в которых были слова «серебро» и «золото», с надеждой, что дети заработают много денег и будут жить в достатке. Отец называл тебя Серебряной Шкатулкой, а брата — Золотой Шкатулкой. И возможно, именно поэтому твой брат, Золотая Шкатулка, жил немного лучше, чем ты, братец Серебряная Шкатулка. На этот раз рассмеялась я. А ты засмеялся в ответ. Ты всегда выглядел намного привлекательнее, когда смеялся. Поэтому не надо так хмуриться перед врачом, просто улыбайся. Эта улыбка ничего не будет тебе стоить.

* * *

Пока твоему ребенку не исполнилось три недели, я раз в день приходила в ваш дом и кормила малыша грудью. Иногда рано поутру, а когда и посреди ночи. Была ли я тебе в тягость? Тогда я больше ничем не могла тебе помочь, тридцать лет спустя я сама, оказавшись в трудной ситуации, пришла к тебе. Думаю, я начала приходить к тебе после того, что произошло с Куном. Я тогда просто не хотела жить. Мне казалось, что легче умереть, чем терпеть то, что на меня навалилось. С другими у меня ничего не выходило, и лишь ты не стал задавать лишних вопросов. Ты сказал, что время лечит любые раны. Мне просто надо жить дальше и спокойно заниматься тем же, чем и прежде. Если бы не ты, не знаю, как бы я справилась, тогда я была просто вне себя от горя. И это ты помог мне похоронить моего четвертого, мертворожденного ребенка в горах. И теперь, когда я вспоминаю об этом, меня вдруг осеняет: неужели ты переехал в Комсо, потому что я вконец доконала тебя своими проблемами? Ты был не из тех, кому нравилось жить на побережье и рыбачить. Ты возделывал землю и выращивал растения. У тебя не было своей земли, и потому ты возделывал чужую землю. Когда ты переехал в Комсо, мне следовало догадаться, что тебе просто пришлось нелегко со мной. Теперь я понимаю, что просто измучила тебя.

Та первая встреча, должно быть, сыграла важную роль в наших отношениях. В глубине души я считала, что ты обязан мне, и давала тебе это понять, делая все, что мне взбредет в голову. Точно так же, как я отыскала тебя, когда ты увез мой тазик с мукой на велосипеде, я нашла тебя и в Комсо. Ты переехал туда, не сообщив мне. В Комсо ты не прижился. Стоя на берегу моря, ты выглядел нелепо и странно. Я помню выражение твоего лица, когда ты смотрел на соленые просторы океана. Я не могла забыть этот взгляд, и теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, что твой взгляд говорил: «Неужели она даже здесь сумела меня отыскать?»

Комсо стал местом, которое я не могла забыть из-за тебя. Я искала тебя всякий раз, когда происходило что-нибудь, с чем я не могла справиться самостоятельно, но, обретя покой, тут же забывала о тебе. Мне казалось, что я забыла о тебе. Когда ты увидел меня в Комсо, ты первым делом спросил, что случилось. Я говорю об этом только сейчас, но тогда я впервые пришла просто проведать тебя.