Негодяй в моих мечтах - Селеста Брэдли

— Смотри, я собрала их для тебя!

Торговка яблоками наклонилась и по одному перенесла яблоки в корзинку, хотя теперь они годились разве что для свиней. Закончив, она поглядела на юбочку Мелоди и поцокала языком:

— Что сказала бы твоя старая нянюшка, если бы была сейчас здесь?

Не обращая внимания на грязь, Мелоди протянула к ней ручки, чтобы ее подняли с земли. Спросив взглядом разрешения у Колина, торговка подняла Мелоди и усадила на свое мощное колено.

— Вытри ручки, малышка, и я дам тебе чистое яблоко.

Мелоди вгрызлась в сочное яблоко с таким хрустом, что у Джека от зависти пересохло во рту, а торговка продолжала:

— Да, прошло несколько месяцев. Где ж ты была все это время?

Колин, облокотившись на столбик, поддерживающий легкий навес над тележкой, сказал:

— О, мы о ней заботились. Но теперь никак не можем найти… э-э… ее Ня-неч-ку.

Торговка посмотрела на него непонимающим взглядом. Эйдан склонился поближе.

— Мы разыскиваем ее старую няню.

— А-а. — Теперь она поняла, в чем дело. — Почему ж вы так прямо и не спросили? — Она наморщила лоб, и какое-то время всматривалась вдаль.

Мелоди жизнерадостно кусала яблоко, слишком большое и круглое для ее маленького ротика. Джек забрал его у нее и перочинным ножиком, висевшим у него на часовой цепочке, нарезал яблоко на тонкие ломтики.

— По-моему, она жила где-то в той стороне. — Торговка кивнула в нужном направлении. — Я никогда не знала ни ее имени, ни дома, но, думаю, это не слишком далеко, потому что малышка прекрасно шагала сюда собственными ножками. Последнее время старушенция не могла нести ее на ручках.

— Старая дама была больна? — наконец вступил в разговор Джек.

Торговка покачала головой:

— По-моему, да. За какую-то одну весну она стала из бойкой совсем хилой.

Джек посмотрел на друзей:

— Аптекарь должен знать.

— Да, он должен знать ее адрес, если хоть раз продавал ей лекарство, — кивнул Колин.

— Да-да, — закивала торговка, — дальше по улице есть аптечная лавка. Наверняка она ею и пользовалась.

Эйдан швырнул торговке еще одну золотую монету. Она заулыбалась, обнажая кривые зубы:

— Я бы рассказала вам все задаром, но спасибо, добрый сэр.

— Прекрати кокетничать, Эйдан, и пошли, — сурово произнес Колин.

Они отправились дальше. Мелоди уже сидела на плече у Эйдана и напоследок помахала торговке:

— Пока-пока, продайте много яблок.

— Благослови тебя Бог, малышка! — засмеялась торговка.

Аптека находилась именно там, где сказала торговка. Эйдан и Колин нерешительно затоптались снаружи, обмениваясь тревожными взглядами, но Джек решительно вошел внутрь. Колин глубоко вздохнул:

— Сейчас мы все узнаем.

Эйдан пожевал губу.

— Нравится нам это или нет.

Они вошли в лавку втроем с Мелоди посредине, держа ее крохотные ручки в своих больших ладонях.

Уилберфорс не принадлежал к тем, кто вторгается в комнаты членов клуба. Но теперь дворецкий клуба «Браунс» стоял посреди покоев маркиза Стрикленда и недоуменно оглядывался.

Это крайне тревожило. Ковров на полу не было. Они просто исчезли. Словно по волшебству. Куда они могли деться?

Если его светлость приказал бы их почистить, Уилберфорс наверняка был бы поставлен об этом в известность. Его подчиненные слишком его боялись, чтобы забыть о такой подробности. Но даже тогда пол был бы покрыт чистыми коврами, взятыми из кладовой, а не остался бы голым и пыльным.

Снова пыль! И это в его клубе!

Это, конечно, не было виной горничной, но с того момента, как бойкая и яркая Фиона вошла в чисто мужской штат «Браунса», слуги стали забывчивыми и беспокойными, как школьники весной!

Все мужчины, за исключением Бейливика. Самый младший и самый здоровенный подчиненный Уилберфорса делал все, что от него требовалось, но проделывал это с выражением мрачной решимости на физиономии. Так что Уилберфорсу даже хотелось, чтобы тот немножко помечтал… Изредка.

Фиона оказалась очень трудолюбивой, и все леди уже не раз хвалили ее умение замечательно их причесывать, так что Уилберфорсу не в чем было ее упрекнуть.

Но чтобы комнаты гостя оказались лишены всех ковров… остались голыми!.. Куда катится достойнейший клуб?!

Однако когда Уилберфорс проверил другие нежилые комнаты на этаже, он понял, что дело тут не просто в небрежности слуг.

С постепенно мрачневшим лицом, переходя из комнаты в комнату, Уилберфорс осознал, что в его владениях происходит нечто по-настоящему неладное.

А в «Браунсе» никогда не случалось ничего неладного!

Тем временем на чердаке Лорел осторожно вставила ключ в замочную скважину. Перейдя из своей камеры в главное помещение чердака, она быстро сбежала по лесенке вниз и приложила ухо к двери, ведущей в коридор самого верхнего этажа. Она затаила дыхание и не дышала, пока у нее не закружилась голова, но снизу, из клуба, не доносилось ни звука.

Она медленно сдвинула запор и, приоткрыв дверь, посмотрела в щелочку. За дверью простирался длинный, покрытый ковром коридор, на середине которого виднелся сверкающий лаком столик с какой-то вазой.

Лорел сошла с чердачной лестницы и на цыпочках прошла к верхней площадке основной лестницы. Посмотрев вниз, она не заметила никаких признаков жизни.

Но на этот раз она хотела осмотреть не этот этаж. Нет, на этот раз она стремилась к другой цели, большей, чем милая детская Мелоди.

Лорел была на пути к покоям Джека.

Он как-то упомянул, что живет точно под комнатой Мелоди. Приподняв одной рукой подол юбки, она положила вторую руку на перила и легким шагом стала сходить по лестнице. Только обнаружив, что и этот этаж абсолютно пуст, она смогла вздохнуть свободно. Судя по всему, середина дня была столь же пригодна для путешествий и приключений, как и середина ночи! Как ни глупо это выглядело, но, видимо, хозяева и посетители «Браунса» любили дневной сон.

На этом этаже было несколько интересных дверей, но первая же комната оказалась нежилой. Чехлы покрывали мебель от пыли, и на полу не было ковров. Вторая комната была точной копией первой, а на большой кровати с резным изголовьем не было матраса.

— Джек, ты же вор! — пробормотала Лорел.

Она поняла, что третья комната принадлежит ему, едва ступив через порог. Не потому, что там было много его вещей — она выглядела точно такой же ограбленной, вплоть до отсутствия ковров, — но, казалось, сам воздух был заряжен его личностью, в нем таилось напряжение, как перед штормом.