Человек из паутины - Александр Етоев

Много всякого страха повидал в своей долгой жизни Феликс Компотов-старший – и вылезающую из очка унитаза голову водяной змеи, и утопленницу у Тучкова моста, и мальчика-первоклассника, принесшего сдавать на приемный пункт бутылки из-под кефира и раздавленного дикой толпой народа, когда сказали, что кончается тара. Но чтобы полосатая лошадь… В общем, он сблеванул первый. За ним – Глюкоза, за Глюкозой – Чувырлов. Один Колька из 30-й квартиры сдержал в себе драгоценные полторы бутылки апперитива «Невский», отвоеванные им перед этим в жестоком бою с собой.

В момент компотовскую четверку с мостовой как метлой смахнуло. Глюкоза прыгнул в мусорный бак и укатился на соседнюю улицу, наподобие профессора Вагнера из известного беляевского рассказа. Другие бросились наубёг, и скоро от них уже не осталось ни тени, ни духа, ни топота потных ног. Калерия убежала тоже, решив, что этот полосатый кентавр послан ей злопамятным Зевсом в отместку за былые измены. Машенька, Ванечка и усталая Медсестра Лёля просто отошли в сторону, подождали, когда зебра проскачет мимо и отправились к Ивану Васильевичу домой.

Но перед тем, как прийти домой, у Ванечки в этот трудный день произошла еще одна встреча.

Они уже приближались к дому, когда на улицу непонятно откуда вынырнули Семен Семенович и рыжекудрая красавица Эстер. Ванечка попробовал отвернуться, пригнул голову, спрятал ее за Машеньку, но от глазастого заведующего отделением не укрылись эти его попытки.

– Можешь не прятаться, я тебя все равно вижу, – сказал Семен Семеныч приветливо, дыша на Ванечку селёдочным перегаром.

– Здрасьте, – робко ответил Ванечка и вложил свою шероховатую длань в протянутую ему навстречу стремительную руку Семен Семеныча.

– Привет! – сказала рыжекудрая Эстер и звонко чмокнула Ванечку в перекрестье бровей и носа.

– Вы знакомы? – подозрительно спросил ее спутник, почему-то глядя Ванечке на штаны.

– Он наш постоянный клиент, интересуется литературой по этике и эстетике.

– Говорят, меня в ИНЕБОЛе ищут? – спросил Ванечка, чтобы переменить тему.

– Уже не ищут. Накрылся, похоже, наш ИНЕБОЛ медным тазом. Спонсоры отказали в средствах на новые разработки. Свертывание военной программы, мать их ети. Даже проект «Человек-рыба», говорят, нерентабельный. Ты теперь у нас как тот неизвестный солдат, который не потому неизвестный, что неизвестен, а потому что на хрен уже никому не нужен. – Он помялся и, будто извиняясь, сказал: – С женой мы разводимся. Она не возражает, я – тоже.

– Мы с Сёмой едем в августе к Вале Стайеру в Сан-Франциско, он пригласил, – сообщила рыжеволосая Эстер.

– А Испания?

– Какая Испания? – спросил Семен Семеныч, вновь подозрительно косясь на Ванечкины штаны.

– Это у него шутка такая, – сказала Эстер. – Иван Васильевич, когда к нам в магазин приходит, что его ни спроси, он всегда: «А Испания?» Сёма, идем скорей, мы опаздываем. Через десять минут концерт.

– Такси возьмем, – улыбнулся Семен Семеныч.

– Привет от Александра Сергеича, – прощаясь с Ванечкой, сказала Эстер.

– Пушкина? – пошутил Семенов.

– Грибоедова, – сказала Эстер и тайком, чтобы не видел Семенов, подмигнула Ванечке.

Лёля фыркнула, потянула Вепсаревича за рукав, и они отправились дальше.

Итак, Ванечку уволили из «Фанты Мортале». Медсестра Лёля Алдынхереловна Кок-оол тоже, выходило, автоматически вычеркивалась из финансовых документов издательства, и денежные обязательства перед ней ликвидировались до срока. Об этом Лёля узнала после звонка Николаю Юрьевичу, долго извинявшемуся и долго рассыпавшемуся в любезностях перед Лёлей лично и Шамбордаем Михайловичем заочно, – короче, тянувшему жареного кота за вымя и обещавшему непременно помочь. Но не сейчас – сейчас в издательстве денег нет, издательство испытывает временные финансовые трудности – естественно, по вине некоторых несознательных личностей, таких как Вепсаревич Иван Васильевич, тормозящих редакционный процесс и вообще своим поведением вносящих смуту в здоровый творческий коллектив лучшего издательства Санкт-Петербурга.

Лёля, Машенька, Ванечка и мама Ванечки Вера Филипповна сидели в комнате перед телевизором и смотрели «Поле чудес».

Розовый Якубович на телеэкране примеривал водолазный костюм, подарок участника капитал-шоу, немногословного спасателя из Северомуйска.

– Моя хозяйка на квартире, где я живу, – сказала Медсестра Лёля со смехом в голосе, – всегда, когда Якубович выступает, говорит: «У дармоед! Ужас как его ненавижу! Почешет языком, почешет, а я всю жизнь лопатилась, света белого не видала. Вон подарков сколько опять огрёб. Так бы его вилами и проткнула».

– Раньше так про Райкина говорили, – сказала Вера Филипповна.

– Райкин – гений, – покачал головой Ванечка и посмотрел на Медсестру Лёлю: – Ну как, не пора еще?

– Скоро, – ответила Лёля и покраснела.

К лечению все было готово, ждали только совпадения каких-то симпатических волновых частот между Лёлей здесь и Шамбордаем там, под Красноярском, в Сибири. Что это было такое, Лёля объяснить не могла, но, видимо, это было серьезно, раз из-за них приходилось ждать.

Машенька сидела, скучая. Она чувствовала себя ненужной и все пыталась поддержать разговор, но выходило это как-то неловко, невпопад и на другом языке. Так ей, во всяком случае, представлялось.

– Я читать не очень люблю, – сказала она зачем-то, когда розовый Якубович с экрана объявил рекламную паузу. – В детстве у меня была книжка – про крокодила. Я, когда ее открывала и видела эту ужасную пасть, визжала и со страху пряталась под кровать. А после я взяла и залепила эту гадину пластилином, чтобы не так пугаться. Но читать все равно боялась.

– Лёля, а это, правда, не опасно, ну эта ваша сибирская медицина? – который раз спросила Вера Филипповна.

– Мама, – ответил за Лёлю Ванечка, – меня в ИНЕБОЛе какой только гадостью не травили, а тут даже в койку не придется ложиться? Верно?

Вопрос был задан Медсестре Лёле. Та кивнула и опять покраснела.

«Что-то я сегодня слишком часто краснею, – подумала она про себя. – Неизвестно, что подумают Маша и Ванина мама».

Без задней мысли она положила руки себе на грудь и вдруг почувствовала, как сила груши, пропитавшая ее ладони тогда, в подвале, потекла, потекла из пальцев, и груди ее стали расти, расти, наливаться, как на бахче арбузы, и скоро сделались такие огромные, что перевесили остальное тело и Лёля с грохотом упала со стула.

– Ой! – сказала она, поднимаясь с пола.

– Что, частоты совпали? – удивленно спросила мама, разглядывая Лёлины груди.

– Нет еще… – И тут в ее голове ясный голос Шамбордая сказал: «Может, тебе Ваньку того? Присушить? Чтобы он от Машки отсох, а к тебе присох? Съежилась вон вся, как бекасик. Сиськи себе новые отрастила». И через секунду: «Шучу. Это тебя Фрейд баламутит – сидит в своем гнезде, старый ворон, и нашептывает тебе всякую срамоту. – Голос его сделался строже: – Ладно, начинаем. Готова?»