Последний рыцарь короля - Нина Линдт

– Но как мы поедем? На каком корабле? С кем? Надо было позаботиться обо всем заранее! – Катя захлопотала, открывая книги, куда скрупулезно записывала наши расходы. Вадик закрыл книгу, нагнувшись к ней.

– Не о чем беспокоиться, я уже обо всем позаботился и нашел нам неплохого туроператора! Все будет чики-пики.

– Именно это и внушает мне беспокойство, – глядя на него, вздохнула Катя.

Конечно, то, что он обо всем позаботился, беспокоило Катю не зря. Вскоре выяснилось, что ничего не смыслящий в подобных делах Вадик перепоручил все заботы по подготовке герцогу Бургундскому. Корабль герцога с пятьюдесятью рыцарями на борту, их слугами и несколькими семьями оказался нашим домом на три дня путешествия. Нам с Катей была отведена просторная каюта, которая, как я подозревала, принадлежала герцогу, но тот упорно это отрицал. Вадик поселился вместе со всеми рыцарями под навесом и, казалось, тащился от этого.

Единственное, что успокаивало меня, это то, что на борту не было ни Висконти, ни Анвуайе, это вселяло оптимизм и веру в будущее. Стоит отметить, что после всего происшедшего герцог никак не изменил своего отношения ко мне, был все так же порядочен и учтив, не позволяя себе больше, чем разрешал бы кодекс рыцарей. Он поклонялся мне необыкновенно красиво, его ухаживания не походили на грубое откровенное домогательство Анвуайе. Я начинала понимать, что кодекс рыцарей, хоть и считался обязательным для всех, был скорее врожденным благородством некоторых из них, нежели результатом обучения. Между Анвуайе и герцогом Бургундским пролегала огромная пропасть, но таких, как Селир, было, к сожалению, куда больше. Однако под строгим присмотром герцога даже самые буйные и отчаянные головы не смели приблизиться ко мне, и постепенно герцог Бургундский стал еще одним щитом, за которым я могла спрятаться в случае беды.

После первой неудачной попытки выступить в мае теперь все основательно готовились к отъезду, стекаясь в Лимассол. Из Никозии мы уезжали в числе последних, уже после того, как ее покинул король. В самом портовом городе остановиться было негде, и мы разбили шатры на небольшом холме, откуда открывался вид на море и порт, ощетинившийся тысячами мачт. Это было грандиозное зрелище: казалось, что корабли стоят вплотную друг к другу, так много их было. Первое выступление, произошедшее еще в начале мая, в результате которого корабли христиан были рассеянны по морю бурей, послужило на руку мусульманам: султан приказал укрепить главные портовые города в дельте Нила – Дамьетту и Александрию. Галеры-разведчики, наведавшиеся туда накануне, принесли неутешительную новость: теперь крестоносцев ждут подготовленные к осаде города.

Мы узнавали теперь все новости очень быстро и были в курсе событий, потому что отряд герцога расположился рядом с нами, и Вадик постоянно рассказывал о подготовке к отъезду. Мы же, пока все мужское население было занято горячечными сборами, напоминавшими подготовку невест к свадьбе, тратили свое время на долгие прогулки в сопровождении отца Джакомо и охраны, которую назначил герцог, не желая оставлять меня без защиты.

Отец Джакомо поддерживал и полностью был на моей стороне после того, как я рассказала про нападение Висконти. Он активно убеждал архиепископа де Бове, главного духовного сопровождающего в походе после римского легата, в необходимости развода. Но архиепископ оказался человеком упрямым и крайне вредным. Он меня ужасно раздражал, приглашая каждые три дня к себе и уговаривая вернуться к мужу, причем его вовсе не смутил тот факт, что Висконти напал на меня – напротив, виновной оказалась я, поскольку отказала мужу в законном праве обладать мною. Это настолько вывело меня из себя, что я заметила, что он, как лицо духовное и связанное обетом целомудрия, не может рассуждать о том, что является частью жизни простых людей. Я постаралась помягче выразить свою мысль – если ни хрена не смыслишь в семейных делах, не фига читать мне нотации – но, кажется, даже смягченная форма крайне возмутила де Бове. Прежде чем я успела сообразить, что совершила ошибку, у донны Анны появился новый враг, который из-за своей мстительности и упрямства оказался еще опаснее, чем ее супруг. Понимая, что действую на архиепископа, как красная тряпка на быка, я постаралась попадаться ему на глаза еще реже, чем прежде, но, увы, практически весь процесс развода зависел именно от него.

Я понимала, что развестись с Висконти – дело практически проигрышное. Церковь могла признать недействительным лишь тот брак, процедура заключения которого была нарушена. Но брак Анны и Николо был совершен при свидетелях, поэтому был законен. Я могла сказать, что меня к нему принудили, но это было сложно доказать. Еще одним вариантом получения развода был аргумент импотенции мужа, но с этим, как все знали после скандала в моем доме, проблем у него не было. Тот факт, что он грубо обошелся со мной при свидетелях и был любовником моей сестры (мы нашли свидетелей среди слуг), а также отказался сначала при свидетелях от меня, давал мало оснований для оспаривания брака. Я знала, что развести нас не могут, но нужно было добиться официального разрешения на отдельное и независимое проживание, что было теоретически возможно.

Мы каждый день поднимались с Катей на небольшую скалу, чтобы оттуда полюбоваться кораблями. В основном это были галеры, с многочисленными веслами, которыми они перебирали, словно щупальцами, ползая по поверхности воды. Они были сделаны в совершенно разных городах Европы и все были своеобразны и оригинальны: каталонские, нарбоннские, марсельские смотрелись чуть попроще, чем те, что были построены в Генуе, Пизе и Венеции. Большинство из них было сделано на заказ для похода и оплачено Людовиком, но были и наемные суда и даже частные, как то, на котором предстояло плыть нам. Даже издалека до нас доносился шум человеческих голосов: корабли один за другим заполнялись провизией, и некоторые уже выходили из порта, чтобы встать невдалеке на рейде и не мешать остальным кораблям передвигаться по бухте. До нашего отплытия оставался один день, когда, по воле судьбы, в нашей компании появился еще один персонаж, который очень скоро стал всеобщим любимцем.

Когда мы с Катей, отцом Джакомо и Николеттой гуляли по пляжу, то услышали жалобный плач, который привлек наше внимание. Было непонятно, кому принадлежит голос: зверю, птице или младенцу, но крики были такими жалостливыми, что мы бросились искать их источник.

На берегу среди высоких зарослей тростника стояла одинокая жалкая маслина – именно к ней привел нас плач. Едва мы подошли, Катя вскрикнула, показав на отвратительную картину: в песке и пыли, среди примятой травы, валялись растерзанные кошка и котенок. На них, должно быть, напала дикая собака или еще какой-нибудь голодный хищник и напала довольно давно – вокруг трупов тучами вились мухи и пахло падалью. Но крики, раздававшиеся с дерева, не прекращались. Подойдя ближе, сквозь редкую листву мы заметили маленького котенка, который жалобно плакал.

Один из слуг, что охранял нас, по моей просьбе снял малыша с дерева. Пушистый комочек опустился на мою ладонь и прижался к ней. Он был совсем маленьким, кремового цвета, с темно-коричневыми ушками, его глазки открылись совсем недавно, ходил он еще покачиваясь, а коготочки у него были совсем мелкие.