Во власти стихии - Тами Олдхэм-Эшкрафт

Я посмотрела, как солнце в последний раз целует горизонт, прежде чем подскочить в небо, и подскочила сама. Сняв с пальца плетеное кольцо Ричарда, я прижала его к губам.

– Клянусь перед Богом, что всегда буду любить тебя, Ричард.

Задыхаясь от слез, я надела кольцо – символ бесконечной любви – на стебель прекрасной розы и осторожно протянула сквозь него листья: они не позволят кольцу соскользнуть со стебля. В последний раз вдохнув розовый аромат, я бросила цветок в море и долго смотрела, как он уплывает от меня, покачиваясь на рельефной поверхности океанских вод. У розы и кольца была миссия – найти Ричарда. Пронзительные крики чаек вернули меня в реальность. Я смотрела, как они парят и пикируют, изучая мое подношение, и наконец нашла в себе силы признать, что и у меня тоже есть миссия. Пришло время вернуться домой.

Я так и не попрощалась с «Хазаной». Слово «hazaña» по-испански значит «подвиг», и, оглядываясь назад, становится даже жутко, до чего верно это имя. Не обладай «Хазана» такой прочностью конструкции, она затонула бы и я бы ушла на дно вместе с ней. Не могу выразить словами, какую любовь и уважение я испытываю к этой яхте и как преклоняюсь перед Анне Вевером и теми корабельными мастерами, которые построили «Хазану» на верфи Вевера в Нидерландах.

Отъезд прошел в страшной суматохе. Я почти не помню, как оказалась на борту самолета, направлявшегося к материку. Мне не хотелось видеть в иллюминаторе то море, по которому я еще недавно тащилась с робкой надеждой добраться до суши. Я спала, свернувшись под одеялом на двух сиденьях напротив мамы и Брайана, держа все свои тревоги при себе.

В аэропорту Сан-Диего я сошла с самолета и увидела, что меня ожидает целая толпа людей с камерами и вспышками. Подбежал отец, обнял меня со слезами на глазах и все никак не хотел отпускать. А потом он повел меня к бабушке с дедушкой, которые, как и всегда, знали нужные слова. Среди встречающих было много наших родственников и друзей – все они приехали поприветствовать меня, поздравить меня с тем, что я сумела сделать – смогла выжить. Я плохо помню подробности, только бескрайнее ощущение любви и поддержки. В целом все было так, как обещал мне Голос. Переночевала я в доме у бабушки с дедушкой, в моей старой комнате, а на следующий день переехала к маме.

Следующие два месяца я изо всех сил старалась заново построить свою жизнь. И поняла, что нет никакой жизни. Я не находила себе места и металась как безумная, пытаясь убежать от боли и нерешительности. Я провела дома День благодарения и Рождество, все время ощущая нестерпимое желание отправиться к семье Ричарда и объяснить им, глядя в глаза, что именно произошло, – то немногое, что я могла для них сделать. И потому в начале января я полетела в Англию.

Сойдя с самолета в лондонском аэропорту, я села на поезд до Саутгемптона, где жили хозяева «Хазаны», Питер и Кристина Кромптон. За окном поезда мелькал холеный английский пейзаж, так сильно отличавшийся от не тронутой рукой человека изобильной растительности островов Тихого океана.

Встреча в аэропорту

Дом Кромптонов поражал воображение. Они были деликатными хозяевами и делали все, чтобы мне было уютно. Питер спросил, не хочу ли я вместе с ними и несколькими друзьями поучаствовать в гонках вокруг острова Уайт. Я ответила не сразу. Последняя яхта, на которой я была, – «Хазана». Страховой компании Кромптонов удалось продать яхту на Гавайях. Взамен они купили тридцатишестифутовый шлюп, на котором участвовали в местных гонках и проводили выходные. Как ни странно, я соскучилась по ощущению бескрайнего моря вокруг, и я решила присоединиться. Гонку мы не выиграли, но не были и последними. Мы прекрасно провели время, хотя подзабытое ощущение идущей под парусом яхты пробудило глубоко погребенные воспоминания о наших с Ричардом путешествиях. Усилием воли я заставила себя вернуться в настоящее время. Никто из друзей Кромптонов не упоминал при мне «Хазану» или ураган, хотя я уверена, что все они знали эту историю.

Я погостила у Кромптонов недолго: мне не терпелось отправиться в Корнуолл к родным Ричарда. Кромптоны понимали, что я все еще страдаю, и я была тронута их отношением.

В Саутгемптоне я села на поезд до Корнуолла, где остановилась в доме сестры Ричарда, Сюзи. То было время слез. Сюзи с Ричардом были так близки, ей было трудно поверить в его гибель. Она видела, что я эмоционально неустойчива – в одну минуту улыбаюсь, в следующую заливаюсь слезами, – поэтому мы гуляли и говорили, делились разными историями.

Вскоре после меня к Сюзи приехал отец Ричарда, мистер Шарп. Когда он вошел в гостиную из столовой, я встала, не зная, что мне делать – нужно ли мне обнять его или достаточно пожать руку? Я вглядывалась в его лицо, но не могла найти ни малейшего сходства с Ричардом. Вдруг я заплакала и удивила сама себя, предложив:

– Может, обнимемся?

Он обнял меня и похлопал по спине. Спустя минуту положение спасла Сюзи, пригласив всех за стол. За обедом разговаривали о пустяках, никто не упоминал имя Ричарда. Все, ради чего я была здесь, – говорить о Ричарде; мне хотелось, чтобы они расспрашивали меня о нем. Но от меня словно отгородились каменной стеной, поэтому я прикусила язык.

На следующий день мы ужинали у Шарпов. Их дом тоже поражал воображение. Меню было продуманное и изысканное, но я лишь нервно ковырялась в тарелке. Желудок сжимался в узел от ожидания того, что мне придется говорить со всей семьей.

После ужина мы собрались в гостиной, и я наконец-то пересказала ужасную историю, все, что тогда произошло. Я рассказывала, как мы старались обогнать ураган и каким героем был Ричард, как он храбро боролся, чтобы спасти от гибели «Хазану» и меня. Они сидели и слушали. Никто не задал ни единого вопроса. Может быть, молчание было их способом пережить трагедию – не знаю. Я была там, потому что сердце подсказывало, что я должна Ричарду эту поездку. Он хотел бы, чтобы его семья узнала, как храбро он погиб, из первых рук. Я знала, что их боль так же сильна, как и моя. Я знала, что больнее, чем мне, быть не может – по-другому, может быть, но еще больнее просто некуда. Я так отчаянно хотела достучаться до них, отыскать частицу Ричарда, которая жива до сих пор. И было трудно принять тот факт, что продолжения Ричарда не существует, хотя в моих глазах это лишь подтверждало, насколько он уникален.

Дня через два меня вместе с Шарпами пригласили на ужин друзья семьи, знавшие Ричарда с самого детства. Хозяйка отвела меня в сторонку и со слезами на глазах рассказала, как сильно любила Ричарда. Она сказала, что они с мужем так гордились, что Ричард сумел изменить свою жизнь и осуществить мечту. Она замолчала и горестно покачала головой, было заметно, что она действительно глубоко потрясена его трагичным и безвременным уходом. Для меня это значило очень много – то, что она захотела поделиться своими переживаниями со мной.

Я встретилась с адвокатом семьи Шарпов, и он сообщил, что Ричард завещал «Майялугу» Джаррику, мужу Сюзи. В тот вечер я сказала Джаррику, что, если он решит продать «Майялугу», я куплю, потому что мне хочется обойти на ней вокруг света, как мы с Ричардом и задумывали. Джаррик сказал, что там будет видно.