Ясень и яблоня. Черный камень Эрхины - Елизавета Дворецкая

А чуть раньше из Аскефьорда вышел небольшой торговый корабль, плывший в противоположном направлении – на юг. С ним землю фьяллей покидал человек, решивший в дальнейшем держаться подальше от «подвигов и славы».

– Хватит с меня приключений и конунгов! – так объяснил Коль, прощаясь с семейством Стуре-Одда. Все эти дни к нему приставали с расспросами о Туале, на котором он никогда не был, и он устал уклоняться от ответов. – Я ему раздобыл амулет, пусть он теперь сам разбирается с этой Эрхиной, раз уж она так ему нужна! Мне ее ничуть не хочется видеть! Ни там, ни здесь!

В его словах слышалась горькая насмешка: будучи по-своему человеком гордым, Коль с досадой принимал то, что ему приписали чужие подвиги. Снисходительно сочувствуя его прошлым трудностям, Торвард конунг распорядился выдать ему хорошую одежду, новые башмаки, оружие и некоторое количество серебра, что наверняка пригодится в дальней дороге. И Коль все это взял, издевательски кланяясь Лофту-управителю, который перед этим три месяца низко кланялся ему. Уж это он заработал, когда мучился, не зная, сам ли должен снимать башмаки.

И вот Торвард конунг опять плыл на север. Он снова стал самим собой, его окружали знакомые люди и предметы, и родной обновленный мир доставлял ему такое острое наслаждение, что каждый день казался праздником. Он улыбался в ответ на каждый взгляд, и, хотя никто не говорил вслух о том, что с ним было, все понимали его состояние. Его радовало сознание своей силы: далекая еще Эрхина теперь находилась в его руках. Даже если она не пожелает смириться ради своего амулета, теперь за ним сила, чтобы настоять на своем.

Но «глаза богини Бат» у него с собой не было.

– Не следует тебе везти его туда в этот раз, конунг, сын мой! – сказала ему кюна Хёрдис, и по блеску ее глаз Торвард видел, что раздобыть камень, который она забрала в руки, он сможет только с боем. – Как только он окажется на Туале, хотя бы и в твоих руках, вся ее сила вернется к Эрхине. Прежде чем возвращать его, тебе следует связать ее клятвами… ну, это ты сам решишь, будешь ли ты требовать от нее любви или только покорности. Но камню лучше пока побыть у меня. Это – сильная вещь, а с такими вещами надо уметь обращаться.

Торвард хорошо знал свою мать и теперь подозревал, что она говорит не вполне, скажем так, правду. Когда у нее намечались свои выгоды, полагаться на ее слова особенно не стоило. Но возражать он не стал: все-таки она была колдуньей, а он ничего не понимал в этих делах. И после той услуги, которую она недавно ему оказала и тем помогла добыть этот самый камень, ему не хотелось с ней спорить.

Мысли Торварда по пути больше занимала сама Эрхина. Теперь, когда вся сила в их долгом споре оказалась на его стороне, он стал относиться к повелительнице туалов гораздо снисходительнее, чем в те дни, когда только узнал о ее набеге. Все больше ему вспоминалась ее красота, их недолгое блаженство в Гробнице Бога и еще раньше, в Доме Золотой Яблони. Она может быть женщиной не хуже других и лучше очень многих, если перестанет воображать себя Богиней. Подняться наверх трудно, но еще труднее не уронить за собой лестницу… «Не она – Богиня, а Богиня – она, когда ей, Богине, этого хочется!» – вспоминал он слова Сэлы, которая хорошо разобралась в делах острова Туаль и многое ему растолковала. Если бы не злосчастное убеждение Эрхины, что она – Богиня, которая может лишь снисходить изредка к простому смертному, из нее вышла бы прекрасная жена и они могли бы быть очень счастливы. Она благороднейшего происхождения, умна, прекрасна, горда, тверда духом, обучена всему, что должна знать покровительница целого племени, – не всякая дочь конунга сравнится с ней, а Торвард хотел иметь для себя все самое лучшее.

Оставшись без камня, она убедилась, что всего лишь простая смертная. Поначалу это не пошло ей на пользу, но теперь, получив камень назад, она успокоится и усвоит урок. Если она признает равенство их происхождения и его превосходство как мужчины, то и он будет относиться к ней со всем почтением, любовью и заботой, которых она заслуживает.

Обо всем этом у Торварда было время подумать и по пути, и в гостях у Роллауга конунга, где он остановился на три дня. Роллауг с семьей и дружиной с удовольствием еще раз выслушал всю сагу о сватовстве из первых рук, но самое главное – обмен обличьями – Торвард не обсуждал и сейчас. Это должны были знать только он и Эрхина. И Роллауг, угадав его желание, держал свои догадки при себе и даже наедине не задавал вопросов.

Но весь замысел целиком он отнюдь не одобрял. За семь лет власти над страной Роллауг поднабрался кое-какой серьезности и теперь видел в этом походе гораздо больше опасностей, чем выгод.

– Ты делаешь глупость! – старательно убеждал он Торварда. – Я готов тебе помочь, но ты делаешь глупость. Приятно иногда одолевать врагов, но тащить их потом в свой дом и тем более в свою постель – очень глупо. Ты что, забыл сагу о Гудрун и Атли? Хочешь однажды поужинать мясом собственных детей, а потом проснуться с перерезанным горлом… в Валхалле?

– Да, а еще неплохо вспомнить вашего покровителя Тора! – говорила жена Роллауга, кюна Хладгуд, одна из тех женщин – и красивых, и умных, которые вообще так редко встречаются. – Помнится, свой украденный молот Тор получил «в свадебный дар», когда притворялся невестой великана. А великан тут же получил этим молотом по голове. Ты не боишься, Торвард конунг, что, когда фрия Эрхина получит свой амулет и свою силу назад, она первым делом сделает с тобой что-нибудь нехорошее?

– Но я ведь буду ее мужем. А она уж непременно разгневает Богиню, если попытается извести собственного мужа!

– Тебе станет от этого легче? Она упряма, как я поняла по твоим словам. Возможно, она скорее предпочтет погибнуть с тобой, как Сигне с Сиггейром,[10]но по собственной воле, чем принудительно жить с тобой!

– Это ее самолюбие не может со мной жить! – понизив голос, доверительно сказал Торвард кюне Хладгуд. – А все остальное очень даже может. И хочет. Я проверял.

– А если самолюбие для нее важнее всего остального?

Торвард пожал плечами. Все это верно, но не в его власти было что-то изменить.

– Ну, да! – Роллауг сам за него ответил. – «Часто бывает мудрец безрассудным…» Но ты упрям, как тролль, и не мне тебя переделывать. Но я бы на твоем месте не стал разрываться между двумя врагами. У моей жены осталась еще одна незамужняя сестра. Гроа, двадцать лет, красивая, знатная и неглупая. Хотя, конечно, до фру Хладгуд ей далеко, но что делать, она одна такая на свете. Плюнь на эту валькирию с горы и женись на Гроа. Будем родичами.

– Мы с тобой и так братья. – Торвард повернул к нему руку внутренней стороной, где ниже локтя виднелся шрам от пореза семилетней давности. – А на фрию Эрхину я не могу плюнуть. Иначе всякий мелкий тролль в Морском Пути будет плевать в меня.

– Через море не страшно.

– Да, но я-то не собираюсь остаток жизни сидеть дома. Мне двадцать пять лет, и еще хотя бы столько же я намерен прожить. С незаплеванным лицом.