Ленин. Соблазнение России - Леонид Млечин

Отношения мои с новым секретарем не налаживаются. Я отмахиваюсь от этой ненужной помехи в работе, но меня раздражает постоянная его обидчивость…».

Резидентом военной разведки был полковник Николай Иванович Никитушев, по военной специальности артиллерист. В 1938 году он поступил в Академию Генерального штаба. Оттуда его и забрала военная разведка и отправила атташе в полпредство в Швеции. Во время Второй мировой полковник Никитушев руководил широкой сетью агентов. Правда, шведская контрразведка их методично вылавливала.

В марте 1942 года Коллонтай исполнилось семьдесят лет. Приехавший в Стокгольм молодой тогда дипломат Владимир Ерофеев вспоминал:

«Ее разбил паралич. Левые рука и нога у нее не действовали. Меня она принимала, сидя в кресле-коляске, без которого уже не могла обходиться… Говорила она с трудом, но старалась держаться бодро, улыбалась, ко всему проявляла большой интерес, короче, не сдавалась».

«Шифровальщиком в посольстве, — вспоминал Владимир Ерофеев, — и одновременно помощником резидента по наблюдению за коллективом советской колонии был некто Петров. Это был развязный грубиян, пьяница, тиранивший свою жену. Однажды шведская полиция подобрала его пьяным и доставила в посольство. В кармане у Петрова были ключи от сейфов и печать. Хотя об этом случае сообщили в Москву, он остался в резидентуре.

Он вызвал меня на беседу и тут же потребовал, учитывая мою близость к Коллонтай, информировать о ее поведении, настроениях, разговорах:

— Ты что, не видишь, что она — не наш человек? Окружила себя подозрительными людьми. Ее муж, Дыбенко, расстрелян…».

Самое забавное состоит в том, что после войны бдительный чекист Владимир Петров работал в Австралии. И там вместе с женой попросил политического убежища.

Свой архив Коллонтай держала в сундучке и тряслась над ним. В 1943 году ее, тяжело больную, вывезли в санаторий. Как только пришла в себя, попросила доставить ей сундучок. Выяснилось, что сундучок пуст. Резидент наркомата госбезопасности отправил бумаги в Москву.

Что сделала Коллонтай, которая шла в тюрьму при царизме, спорила с Лениным, в революцию спорила с толпой, ничего не боялась? Вызвала ли резидента и спросила: «Как вы посмели? Я здесь хозяйка!»?..

Наученная жизнью Коллонтай даже не посмела возмутиться. Написала резиденту благодарственное письмо за то, что в трудное военное время он сберег ее записи.

Записала в дневнике:

«Оглядываюсь: всегда-то я шагала через препятствия. Смолоду была “мятежная”. Никогда не останавливалась перед тем, как на это посмотрят “другие”, что скажут. Не боялась ни горя, ни трудностей. И опасности не пугали. Захочу — добьюсь. И достигала.

Была холеная девочка в благополучной семье. Могла прожить, как другие. Так нет же, смолоду, с детства рвалась куда-то, искала чего-то нового, другого, не того благополучия, как у сестер. И ненавидела “несправедливость”. Не успокаивалась ни в работе, ни в любви…

Я преодолела в себе чрезмерную эмоциональность, присущую женщинам прошлого, — именно то, что больше всего вредит в дипломатии. А нужно: бесчувствие, объективность, холодный рассудок и никаких эмоций».

17 сентября 1944 года с помощью Коллонтай было подписано перемирие с Финляндией, которая вышла из войны. Это был последний дипломатический успех первой советской женщины-полпреда.

В конце войны у Коллонтай случился инсульт, после чего последовал паралич левой половины тела и воспаление легких. В марте 1945 года ее вывезли в Москву. Она попросила Молотова вернуть ей все бумаги, которые забрал резидент. Но в наркомате иностранных дел ее бумаг не нашлось. Тогда Коллонтай в последний раз обратилась к Сталину. Записи ей вернули. Сталинское покровительство продолжало действовать. Тяжело больную Коллонтай даже не отправили на пенсию. Она числилась советником министерства иностранных дел и работала над мемуарами.

Когда-то, попав в больницу, она писала подругам:

«Как странно подумать, что мы все трое прошли такую путаную, странную, необычайную дорожку жизни. Шли вместе, разбредались и снова встречались на холме, на перекрестке…

И вдруг пропала дорожка моя. Где она? Направо? Налево? Нет ни гор, ни долин. Тишина. Покой холодный, чужой. Кругом все бело. Чисто, четко бело. Белые косынки, белые стены, белая кровать…

Закроешь глаза — плывет прошлое. Будущего нет. Прошлое и прочитанное… Люди кругом: врачи, сестры… А нет никого. Так и по дорожке моей жизни…».

Александра Михайловна Коллонтай скончалась в 1952 году, не дожив двух недель до восьмидесятилетия, которое собиралась пышно отметить в особняке министерства иностранных дел на улице Алексея Толстого.

Никого из мужчин, которых она любила или которые любили ее, уже не осталось в живых. Все они были значительно моложе ее, но ни к кому из них судьба не была столь благосклонна. Или, может быть, никто из них не был наделен такой счастливой способностью легко расставаться с идеалами юности и забывать о любимых людях?

Ленин не только взял власть в стране с самой большой в мире территорией (а население России — 165 миллионов человек — в два раза превышало население Германии), но и затеял фантастическое дело — пытался своими декретами и решениями коренным образом перевернуть всю жизнь огромной страны.

Большевики обещали впервые в истории создать справедливую и процветающую систему. Это было время, когда Ленин и Троцкий работали в четыре руки. Некоторые документы тех лет написаны ими совместно. Начало писал Троцкий, окончание — Ленин. Они постоянно переговаривались и советовались. Ленин, Троцкий и другие лидеры большевиков взялись переустроить не только политические, но и экономические основы российской жизни.

В советские времена принято было считать дореволюционную Россию безнадежно отсталым государством, которое Ленин вывел на столбовую дорогу развития. Современные исследования опровергают эти заблуждения.

«Россия накануне Первой мировой войны была одной из основных экономических держав, — доказывает крупный американский экономист Пол Грегори. — Российская империя выпускала почти такой же объем промышленной продукции, как и Австро-Венгрия, и была крупнейшим производителем сельскохозяйственных товаров в Европе.

Темпы экономических и социальных перемен в России были сравнимы с европейскими, хотя заметно отставали от темпов США. Рост населения в России был самым быстрым в Европе и даже приближался к высокому, поддерживаемому иммиграцией, уровню численности населения Соединенных Штатов. Только США, Канада, Австралия и Швеция по темпам экономического роста не отставали от России или превосходили ее, однако она опережала две другие страны “поздней индустриализации” — Японию и Италию… По показателям роста совокупного продукта на душу населения и на одного работника экономический рост в России тоже соответствовал мировому уровню».

Россия была страной неограниченных экономических возможностей. Прежде всего стремительно развивался аграрный сектор.