Боги и чудовища - Шелби Махёрин

На меня смотрела Коко!

Я изумленно встряхнула головой, все еще не оправившись от недостатка кислорода. Это не могла быть Коко. Это кто-то другой, кто-то невероятно похожий на нее…

Николина без предупреждения набросилась на меня сзади, и мы снова рухнули в ледяной водоворот. Безумно хохоча, она тянула нас еще глубже по холодному течению. Я невольно напряглась, пытаясь противостоять, но тщетно.

Мы оказались в обшарпанной комнате в Башне шассеров. На полу валялась поломанная мебель. Я схватила отломанный кусок от стойки кровати. Ткнула им Николину в грудь, но та дернулась вбок, и деревяшка застряла у нее в руке. Я безжалостно повертела деревянным обломком, наслаждаясь ее криками.

– Сдавайся. – Я рванулась за другим обломком мебели. – Ты осталась одна. Твой возлюбленный, твой сын – их больше нет. Они мертвы. Жозефина убьет и тебя. А если не она, так Моргана. Ты вляпалась по самые уши…

Николина выдернула деревяшку из руки и отразила ею мой удар.

– Мы не одни, мышка. Мы никогда не одиноки, – тихо хихикая, она бросила взгляд мне за спину. – Не то что ты.

Я не доставлю ей такого удовольствия. Я не обернусь. Нет…

Словно мотылек, летящий на огонь, я оглянулась на голос Рида. Я страшилась его голоса, боялась смотреть ему в глаза. Николина хмыкнула, но бить больше не стала.

Она выбрала другое оружие.

Она тоже пыталась меня утопить.

Рид возвышался надо мной горой, его голос звучал громко, разгневанно и обиженно. Обгоревшее тело Эстель лежало у наших ног, но мы не глядели на него. Мы смотрели друг на друга.

– Я шассер! – взревел Рид, вскидывая кулаки. Костяшки его пальцев побелели. – Я поклялся охотиться на ведьм, на тебя! Как ты могла так поступить со мной?

– Ты… Рид, но ты клялся и мне! – Я слушала свою собственную страстную мольбу с горьким сожалением. – Ты мой муж, а я твоя жена.

Он помрачнел, и все внутри у меня скрутило. Горло сдавило от боли.

– Ты мне не жена.

Холодное, знакомое отчаяние пробрало меня до костей. Как часто я слышала эти его слова? Как часто эта сцена преследовала меня в кошмарах?

– Видишь? – Николина подкралась поближе. Кровь капала за ней по пятам, хотя рана на руке уже затянулась.

Я оторвала взгляд от Рида и посмотрела на ее белоснежную кожу. Воды исцелили ее. Николина тоже это поняла и скривила губы в мерзкой ухмылке. Она повертела в руке окровавленную деревяшку.

– Повезло, что ты его обманула. Повезло, повезло, повезло.

Я тоже подняла свою деревяшку.

– Он бы все равно полюбил меня.

Мы снова тонули. Нас несло новое течение. Когда мы покинули воспоминание, Николина хотела пробить мне голову деревянной палкой, но та превратилась в струю воды и забрызгала ей лицо, опалив его. Николина снова закричала, а я увидела вспышку другого воспоминания: темная палатка, фигуры в плащах, моя мать и Ля-Вуазен. Дымил шалфей. Моргана и Ля-Вуазен пожали друг другу руки, Николина стояла в углу. Ее сердце противилось этому.

– Нельзя так, – проговорила она, следуя за своей хозяйкой. Они вышли из палатки. От волнения лицо Николины дергалось, а плечи подрагивали. – Только не с детьми.

Ля-Вуазен резко обернулась и дала ей пощечину.

– Мы делаем, что должно. Знай свое место, Николина. Ты хотела лекарство от смерти, и я дала его тебе. Таков предел моей доброты. Ты пойдешь за мной, или я отниму свой дар. Этого ты хочешь?

Николина забилась от унижения и боли, вырывая нас из воспоминания.

«Видишь?» – Мой тон был жестоким даже для меня.

Но вечно так продолжать мы не можем. Одной из нас пришло время умереть, и одна из нас уйдет. И я скорее умру, чем вернусь из вод вместе с Николиной.

«Она не любит тебя. Она тебе не мать и не сестра. Она тебе никто. Ты для нее ничего не значишь. Сдавайся и уходи с миром. Не стоит бояться смерти, Николина. Матьё…»

Она яростно набросилась на меня, увлекая за собой по самому холодному течению.

Сверкающие маски.

Широкое пространство, похожее на пещеру.

И… и Ансель.

Внутри все скрутило. Я вцепилась Николине в руку. Но я не хотела сделать ей больно, я хотела сбежать. Каждая частичка меня содрогнулась, но это было уже не важно. Сбежать от этого воспоминания я не могла.

Выходит, утонуть все же придется мне.

Николина, как кошка, ловко прыгнула к подножию амфитеатра, а я плюхнулась следом и растянулась у ее ног. Ошеломленная, я отползла подальше от нее, чтобы она не схватила меня и не заставила смотреть на людей, стоявших у грубо сколоченной сцены. Я не могла взглянуть на них. Не могла потратить последние драгоценные мгновения, чтобы поглядеть на себя, Коко или Бо, даже на Рида… на мерзкое облегчение на наших лицах. Мы думали, что победили. Полагали, что Клод явился спасти нас, что мы избежали пророчества Коко и наконец победили мою мать.

Сколько же всего мы думали тогда.

Моргана медленно шла к дальнему туннелю, где стоял Ансель. Его красивое лицо исказилось. Он внимательно смотрел на нее, Клода и на меня.

Он смотрел на меня, а я не видела этого.

Я бросилась к нему.

Конечно, умом я понимала, что воспоминание пойдет своим ходом, чтобы я ни сделала. Но ноги сами несли меня. И сердце тоже. Они настойчиво гнали меня вперед. Моргана зааплодировала. Я резко остановилась перед Анселем и начала дико озираться, пытаясь найти что-нибудь, чтобы защитить его. Мой взгляд упал на нож. Я торжествующе хотела схватить его, но пальцы прошли сквозь рукоять, рассеявшись в дым, а потом снова став прежними.

– Нет. – Я уставилась на них.

В этом не было никакого смысла. Я же схватила тогда деревянный обломок в Башне шассеров. Я даже Николину им ударила.

– Нет!

Казалось, Клод услышал мой крик и даже мельком взглянул на меня, а потом посмотрел на Моргану.

– Мы не можем изменить прошлое, мышка. Даже в воспоминаниях. Нет. – Николина поджала губы, приторно улыбаясь. Ее серебристые глаза сверкнули. – Мы не можем спасти его, нет. Ему конец. Ему конец, ему конец, нож в голове – и он мертвец. – Она кивнула на нож, лежащий на земле. Затем медленно двинулась вперед, а Моргана между тем не спеша отступала. – Жалость какая. – Николина хотела погладить Анселя по щеке, но я отбросила ее руку и встала между ними. Она ухмыльнулась. – Жалость-то какая. Он же был тебе как родной, да, Луиза? Только он один никогда не предавал тебя.

Я нахмурилась, не глядя