Чума теней - Вадим Калашов

Если бы Олэ лучше разбирался в местной ночной армии, то сразу бы признал Атаманскую Гвардию – все как на подбор бывшие наёмники или солдаты рыцарских ополчений и герцогской армии, личный резерв Девяти.

Но и этого атаманам, знавшим и о побоище в трактире, и о бойне на пустыре, для встречи героя обеих битв показалось мало. И, пока контрабандисты отделяли атаманскую долю в товаре, к бандитам присоединились ещё четыре бойца. Братья-фехтовальщики, правда, другого братства – конкуренты тех парней, с которыми бился на пустыре Кай.

Сути не меняет. Вольные фехтовальщики больше предпочитают работать на купцов, чем на их вечных врагов, ночную армию. Дело здесь даже не в деньгах, а в определённой брезгливости и нежелании, чтобы город отказал братству в штаб-квартире. Рискнуть репутацией на стороне разбойного люда они могли только за очень приличные деньги.

– Мы просто убили по пьяни не того человека. И без разрешения братства. Теперь нам одна дорога, – развеял подозрения Олэ фехтовальщик, видимо, бывший за главного.

– Да вас тут целая армия. – Олэ посмотрел на командира Атамановой Гвардии. – Что ж там за груз такой привезли контрабандой? Или кортеж для меня?

– Для тебя, кого ж ещё, для долгожданного гостя! Помнишь об обещании зайти к Девяти? А как же! – все Девять по такому случаю собрались в столице. Велено привести тебя с помпой, чтобы молодёжи был стимул стараться. Мол, когда-нибудь и я с таким кортежем перед атаманами предстану, если отличусь.

Доводы показались Олэ убедительными.

Он шагнул в тёмный провал первым.

Вожаки в городе, в отличие от разбойников Тропы, знали все подробности насчёт компании Олэ, поэтому командир гвардии с жалостью посмотрел на Фейли, а его товарищ, командовавший рядовыми бандитами, шепнул, тыча в её брата пальцем, сальную шутку. Затем прибавил «Со Смотрителем Бием».

– Как ты не понимаешь! Честь для рыцаря – всё! Что простительно простым воинам, того не имеет права допускать рыцарь.

– Я не рыцарь!

– Ты ученик рыцаря. Ты воспитанник рыцаря. И, уверен, ближайшая война, и ты станешь…

– Что? Кем стану?

– Если продолжишь воровать, то экспонатом музея. По имени виселица.

– Я не крал. Меня подставили.

– Подставили? Фу! Что за лексикон, юноша? Не иначе как понабрался от мальчишек на побегушках у ночной армии. Вот с кем ты стал водиться! Они выучили тебя красть, они?

– Не знался я ни с какой ночной армией.

– Как мне больно, когда ты врёшь. Когда ты. Врёшь мне.

Рыцарь достал из-за пазухи воровской пояс, ещё пока без ножей для метания, но уже полный отмычек. Подросток сжался, словно ожидал удар. Но в глазах рыцаря не было гнева. В них не было ничего, кроме боли.

– Скажешь, что не твоё? Что подбросили?

Рыцарь брезгливо отшвырнул пояс и тяжело опустился на скамью. Как Олэ хотел, чтобы опекун кричал на него, топал ногами, да пусть даже затрещина, но только не этот полный немого укора взгляд.

Ноги сами собой подогнулись, а колени встретили пол.

– Прости! Я не стал стяжателем, нет! Это было только ради своего учителя!

– Мне ничего не нужно! Мой сеньор, досточтимый барон Шерм, заботится о своих вассалах, и ничего больше этой заботы и желать нельзя!

– Учитель, как вы можете быть таким слепым! – Олэ вцепился рыцарю в руку. – Барон сам нахлебник у короля. Ему перепадают крохи, а нам крохи крох. Все мы, беглецы от Чумы теней, для короля обуза. Когда придёт война, которой ты так грезишь, нас первыми бросят в бой.

– Это почётная участь. Ты знаешь, насколько древний мой род. И мы никогда не отсиживались в задних рядах.

– О, да, – Олэ вскочил на ноги и воздел руки к небу. – Любимая тема. Твой титул, твой род, твои привилегии. Как ты мне умело годами мозг конопатил. Я всерьёз верил в ценность нелепых идей и даже мечтать боялся, чтобы стать наследником этих, ха, богатств. Но сейчас я уже не тот маленький и наивный мальчик, мне больше не пустишь пыль в глаза! Лучше ответь, почему ты на каждый бал являешься в доспехах, только шлем снимаешь?.. Мы оба знаем ответ. Потому что у тебя даже нет приличного камзола!

Олэ опять упал на колени перед учителем, взял его руку, прижал к груди и зашептал скороговоркой:

– Умоляю, учитель, возьмите деньги! Купите себе лучшую одежду, и пусть эти фанфароны из роты жандармов сдохнут от зависти. Снимите себе хоть какое-то жильё – это мне, молодому, легко жить в казарме, а вы заслужили в свои годы спать на нормальной кровати.

– Мне ничего не надо, кроме того, что даёт мой достославный сеньор, – освобождая руку, сказал сурово рыцарь. – А эти деньги ты завтра же отнесёшь, где взял. Извинишься, скажешь, что нашёл. И больше никаких контактов с ночной армией!

Олэ встал и отошёл к стене.

– Юноша, кажется, я к вам обращался? Никаких больше контактов с ночной армией! Подумать только! Он тренируется на одном ристалище чуть ли не с принцами крови, а ищет компании разбойников и воров!

Олэ упёрся в стену руками. Его трясло.

– Они мне не компания! Нет у меня компании, кроме воинов, и другой мне не надо. А мальчишки из ночной армии? Просто средство. Как и дружба с дочкой Хма, королевского следопыта. У принцев крови не выучишься ни умению читать следы, ни бесшумно подкрадываться. Да, учитель. Я не оставил эту затею.

Рыцарь встал, подошёл к подростку и положил ему руку на плечо.

– Неужели защищать вдов и сирот и служить своему сеньору – это хуже, чем стать для целого народа палачом?

– Палачом справедливого приговора. Что я тебе говорю? Твой дом остался там же, где и мой. В чумных землях.

– Мальчик мой. Про охотников на теней… Такие слухи… Ты же знаешь о Чёрном Человеке? Который приходит к ним во сны?

Рыцарь попытался обнять ершистого подростка, но Олэ не дался.

– Да плевать! Это лучше, чем каждую ночь видеть последний миг мамы во сне, а порой и наяву. Знать, что она умерла, а ты выжил. Вы, учитель, не ожесточились, потому что оставили в чумном городе только боевых товарищей. А я оставил маму. Я всё прощу народу Теней, но своей мамы не забуду никогда.

– С двумя взрослыми лошадь бы едва тащилась! И мне показалось, что женскую ногу уже лизнула чумная тень. Мальчик, я знаю, ты считаешь, что я предал её, когда выбрал тебя. Но слово «предал» неуместно… я вас обоих не знал.

– Что ты мне говоришь? Я сам понимаю, что мои претензии глупы. Но ничего не могу с собой поделать. Продолжаю тебя корить за это там, в глубине души.

– Но тебя-то я никогда не предавал.

– Что? Говоришь, никогда?

От волнения голос Олэ выдавал непривычные для него визгливые ноты. Он напомнил рыцарю о том дне, когда вышла драка с сыном королевского псаря, как псарёнок сел сверху и стал колотить по лицу, а учитель… а учитель всё видел и ничего не сделал.