Лошадь. Биография нашего благородного спутника - Венди Уильямс

Впрочем, теперь это не так. Геолог Роберт Рейнольдс предлагает видеть в этом регионе не сухопутный, а «пищевой мост», где животные находили для себя хорошие пастбища и где могли чувствовать себя как дома. По мере того как согревается современный мир и тает замороженная тундра, обнаруживаются все новые и новые останки плейстоценовых животных, и теперь мы знаем, что Берингия кишела живыми созданиями. И поскольку звери обитали на этой земле поколение за поколением, они всё больше приспосабливались к миру, в котором жили.

«Эволюция не совершалась где-то в другом месте, чтобы плоды ее потом проникли сюда, – сказал мне Зазула, коренной житель Юкона. – Эволюция происходила в Берингии. И было бы любопытно побывать здесь в то время».

Так что Берингия на свой лад была страной молока и меда.

Конечно, не стоит сравнивать Берингию с Месселем, где вся необходимая пища, считай, находилась у коня под самым носом. Лошадь, жившая на Юконе 30 000 лет назад, по мнению Кристины Джейнис, была способна пройти большие расстояния в поисках пищи. Эта лошадь должна была обладать феноменальной памятью, чтобы фиксировать местоположение всех источников воды. Эта лошадь должна была знать, когда источник наполняется водой, а когда пересыхает. Эта лошадь должна была помнить навесы и долинки, в которых можно переждать непогоду. Эта лошадь должна была уметь при возможности спасаться от хищников бегством, a при необходимости мужественно сражаться с ними.

И еще она должна быть в высшем смысле этого слова общественным животным. Перечисленные познания слишком огромны, чтобы овладеть ими мог один-единственный конь. Эти сведения должны передаваться от поколения к поколению, от старой кобылы к юному жеребенку. И если у тебя были друзья, а также знакомые среди старых, обладающих огромными познаниями и значительным опытом лошадей, если ты был силен, крепок и не боялся холода, жизнь на Юконе могла стать сплошным удовольствием.

Живя в современном мире, мы в колоссальной степени недооцениваем ум лошадей. Нам кажется, что если они исполняют наши просьбы и подчиняются нам, то ума в них немного. Однако, если вдуматься в то, что требовалось от юконского коня, чтобы выжить в эти суровые зимы – без запасов зерна, сена и даже без укрытия, начинаешь понимать всю глубину прозрения Филлис Притор, сказавшей, что живущие на вольном выпасе кони «думают как-то иначе, чем мы».

Нам, приматам, Арктика в общем и целом обычно кажется враждебной. В конце концов, большая часть нашей эволюции протекала в тропиках. Так что не стоит удивляться тому, что первые палеонтологи, которым не приходилось жить в Арктике, но которые «героически исследовали» этот мир (где инуиты благополучно проживают уже далеко не первое тысячелетие), считали, что у полярного круга жить невозможно. Ребенком, читая рассказы Джека Лондона о том, как собачьи упряжки тонули в замерзающих реках, я видела в них подтверждение своих самых худших подозрений о жизни на севере и воображала себе обитающих там животных ведущими жестокое наполеоновское отступление по бесконечным заснеженным полям, постоянно сулящим им смерть от голода и холода.

Подобного рода фантазии безумно раздражают Зазулу. Если юконский конь проживал на Крайнем Севере возле оконечности массивного ледяного щита, мир его, в чем совершенно уверен Зазула, был вполне приветлив к своим обитателям. Проявившийся около 95 000 лет назад Лаврентийский ледниковый щит покрыл большую часть Северной Америки, от мыса Код в Новой Англии на востоке и канадского Юкона на западе. Спустившись на юг, он остановился как раз перед тем местом, где 12 млн лет пролежали кони Ашфолла. Однако большая часть Берингии, протянувшейся на запад на 3000 километров от ледяного щита и захватившей часть русской Сибири, оставалась свободной от льда и лежала над уровнем моря.

Десятки тысячелетий этот край представлял собой тихую гавань, убежище, свободное от безжалостного льда. «Эта особая, холодная и сухая травяная степь была монументальным подобием “внутреннего двора”, со всех сторон окруженного сохраняющими влагу особенностями рельефа: высокими горами, замерзшим морем и массивными континентальными ледниками», – писал аляскинский палеонтолог Дейл Гатри.

* * *

И все же при всей своей приспособленности к условиям севера этот вид лошадей, североамериканский Equus lambei, вымер примерно 8000 лет назад. Дейл Гатри захотел выяснить причину. Обследовав сотни окаменелых костей, собранных в Берингии и хранящихся в Нью-Йорке, в Американском музее естественной истории, он обнаружил, что за прошедшие тысячелетия северный конь уменьшился в размере. Некоторые ученые высказывали предположения о том, что лошадей в Северной Америке истребили люди, охотившиеся на них, однако собранные Гатри свидетельства как будто бы указывали в другую сторону.

«Так какую же роль сыграли люди в вымирании лошадей?» – задала я ему вопрос.

«Никакую, – ответил он. – Для того чтобы обвинять в этом людей, нужно иметь хоть какие-то свидетельства. A во всей Северной Америке не осталось никаких ископаемых, говорящих о том, что местные жители активно охотились на лошадей».

С его точки зрения, причиной вымирания стало изменение климата и вызванное им изменение экосистемы. Когда в конце ледникового периода на планете стало теплее, замерзшие ранее ландшафты сделались влажными, а иногда даже заболоченными. Подобная перемена пришлась по вкусу парнокопытным вроде лосей, однако она не сулила ничего хорошего животным, привыкшим бегать, опираясь на один-единственный палец на каждой ноге. Потепление климата также влекло за собой исчезновение сухих травяных степей, что затруднило коням поиски пропитания.

Гатри полагает, что имеющиеся у него материалы указывают на возникшие у северных лошадей проблемы, связанные с выживанием в новых и незнакомых условиях. «Доказанное мной уменьшение размеров тела свидетельствует о том, что кони переживали нелегкие времена, – сказал он. – Лошади все равно вымерли бы вне зависимости от роли, которую в этом процессе исполнили люди».

Мнение его разделяют и другие исследователи. Молекулярный биолог Бет Шапиро обнаружила в ДНК свидетельства того, что вымирание северных лошадей началось еще 37 000 лет назад и выглядело как уменьшение численности поголовья.

Зазула согласен с ней. Появление людей в Берингии и исчезновение в ней лошадей произошло практически одновременно, и потому с точки зрения нашей удаленной перспективы эти события кажутся взаимосвязанными. Из этого отнюдь не следует, что одно из событий стало причиной второго. Скорее всего, по мнению Зазулы, оба они свидетельствуют о том, что мир севера менялся; вполне возможно, что люди пришли сюда, следуя за обоими видами лосей, примерно в то же самое время появившимися на Юконе. Все эти события говорят о больших переменах в мире.

«По правде говоря, положение дел здесь начало быстро изменяться за 15 000 лет до нас, – добавил он, подразумевая, что изменения климата здесь бывали настолько внезапными, что происходили в течение одной человеческой жизни. – Мир Крайнего Севера рассыпается на части очень быстро. И тогда горе местным животным».

Ситуация была аналогичной по всей Северной Америке.