Граф Ноль - Уильям Гибсон

Потирая подбородок, Тернер глядел на девочку.

– Куда мы направлялись?

– В Боготу, – сказал самолет и выдал на дисплей координаты посадки, которой они не совершали.

Энджи зажмурилась, потом недоуменно воззрилась на него. Веки у нее были в таких же черных синяках, как и вся кожа вокруг глаз.

– С кем ты разговариваешь?

– С самолетом. Митчелл сказал тебе, куда, по его мнению, ты направишься?

– В Японию.

– Знаешь кого-нибудь в Боготе? Где твоя мать?

– Никого. А мать, думаю, в Берлине. По правде говоря, я ее почти не знаю.

Тернер стер память самолета, вычищая все, что заложил туда Конрой: курс перелета из Калифорнии, данные полигона, маршрут перелета, который привел бы их на посадочную полосу в радиусе трехсот километров от городского центра Боготы...

Со временем самолет найдут. Тернер вспомнил о системах орбитальной слежки «Мааса» и спросил себя, а много ли проку от «прокрадись-спрячься»-программы, какую он приказал прогнать самолету. Можно было бы предложить реактивник Руди на утиль, но сомнительно, что Руди захочется впутываться в эту историю. Впрочем, если уж на то пошло, само появление дочери Митчелла на ферме затягивало Руди по уши. Но больше идти было некуда. Где еще достать то, что ему сейчас необходимо?

А идти туда четыре часа: сперва – по полузабытым тропинкам, а дальше – по петляющему, поросшему сорняками двуполосному шоссе. Тернеру показалось, что деревья кругом совсем не те, но потом он сообразил, насколько они должны были вырасти за годы, прошедшие с тех пор, как он был здесь в последний раз. Вдоль шоссе через равные промежутки торчали обрубки деревянных столбов. Когда-то на них крепились телефонные провода. Теперь пеньки оплели ежевика и жимолость, провода давным-давно оборваны для разных нужд, а столбы порублены на растопку. В полевых цветах у обочины гудели пчелы...

– Там, куда мы идем, есть какая-нибудь еда? – спросила девочка. Подошвы ее белых тапочек шаркали по выветрившемуся асфальту.

– Конечно, – ответил Тернер. – Все, что захочешь.

– Вот чего бы мне хотелось прямо сейчас, это воды. – Она смахнула прядку прямых каштановых волос с загорелой щеки.

Он заметил, что у девочки постепенно проявляется хромота, она начинала морщиться каждый раз, когда приходилось наступать на правую ногу.

– Что у тебя с ногой?

– Колено. Наверное, ударилась, когда сажала дельтаплан, – скривилась она, но продолжала идти.

– Тогда привал.

– Нет. Я хочу дойти туда, дойти хоть куда-нибудь.

– Привал, – повторил он и, взяв ее за руку, потянул к обочине дороги. Энджи состроила гримаску, но села рядом с ним, осторожно вытянув перед собой правую ногу.

– А у тебя большая пушка, – заметила она.

Теперь стало жарко – слишком жарко для парки. Надев портупею прямо на голое тело, Тернер накинул поверх нее спецовку с оторванными рукавами, полы спецовки развевались по ветру.

– Почему у нее такой странный ствол, как голова у кобры?

– Это прицел, устройство для ведения ночного боя. – Он наклонился, чтобы осмотреть ее колено. Колено быстро распухало. – Не знаю, сколько еще ты пройдешь с такой ногой, – сказал он.

– Тебе много приходится драться по ночам? С оружием?

– Нет.

– Тогда я, наверное, не понимаю, чем ты занимаешься.

Он поднял на нее взгляд.

– Я сам не всегда это понимаю, во всяком случае – в последнее время. Я ждал твоего отца. Он хотел сменить компанию, поработать на других людей. Эти люди наняли меня и еще нескольких человек помочь ему выпутаться из его прежнего контракта.

– Но из этого контракта нет выхода, – сказала Энджи. – Во всяком случае, легального.

– Вот именно. – Развязал узел, снял тапочку. – Легального.

– Ага, так вот чем ты зарабатываешь на жизнь?

– Да. – Под тапочкой носка у нее не было, колено распухало все сильнее. – Ты растянула связку.

– А что тогда с остальными? У тебя ведь были еще люди там, в тех развалинах? Кто-то стрелял, и эти взрывы...

– Трудно сказать, кто стрелял, – сказал он, – но осветительные ракеты были не наши. Может, боевиков из службы безопасности «Мааса», которые следовали за тобой. Как ты думаешь, ты ушла чисто?

– Я все сделала так, как мне велел Крис, – сказала она. – Крис – это мой отец.

– Знаю. Пожалуй, остаток пути придется тебя нести.

– Но все-таки как насчет твоих друзей?

– Каких друзей?

– Там, в Аризоне.

– Ах да. Ну, – он отер со лба пот тыльной стороной ладони, – ничего не могу тебе сказать. По правде говоря, сам не знаю, что с ними сталось.

И увидел перед собой ослепительно белое небо, зарево, свет ярче солнечного. А самолет сказал, что никакого электромагнитного излучения не было...

Первая модифицированная собака Руди выследила их через четверть часа после того, как они снова двинулись в путь: Энджи у Тернера за спиной – локти у него на плечах, худые коленки зажаты под мышками, пальцы сцеплены замком у него перед грудиной. От нее пахло, как от ребенка из дорогого предместья, какой-то смутный намек на мыло или шампунь на травах. Тут он спросил себя, а чем должно пахнуть от него самого. У Руди, кажется, был душ...

– О черт, а это еще что? – Девочка выпрямилась у него на спине, указывая куда-то в сторону.

С высокой каменной насыпи у поворота дороги на них глядел тощий серый пес. Его узкая голова пряталась под черным колпаком с выступами сенсоров. Собака тяжело дышала, высунув язык, и медленно поводила головой из стороны в сторону.

– Все в порядке, – сказал Тернер. – Сторожевой пес. Моего друга.

Дом разросся, выпустив побеги пристроек под мастерские, но Руди так и не удосужился перекрасить облупившиеся доски первоначальной постройки. Пока Тернера не было, Руди обвел двор прямоугольником проволочной ограды. Туго натянутая сетка отделяла от внешнего мира двор и коллекцию машин, но, подойдя поближе, Тернер увидел, что ворота стоят нараспашку, а петли потерялись в ржавчине и сиянии утра. Впрочем, Тернер лучше других знал, что настоящие линии защиты прячутся где-то еще. Он тащился по подъездной дорожке, а за ним трусили четыре модифицированные собаки. Голова Энджи безвольно покачивалась у него на плече, но руки оставались по-прежнему замкнуты на его шее.

Руди ждал их на передней веранде в старых белых шортах и флотской футболке, из единственного ее кармана торчало по меньшей мере девять различных авторучек. Завидев их, он приветственно поднял зеленую банку голландского пива. За его спиной из кухни показалась блондинка в линялой рубашке цвета хаки с каким-то хромированным шпателем в руках. Ее короткие волосы были зачесаны назад и вверх – это почему-то напомнило Тернеру о враче-кореянке в трейлере «Хосаки», о том, как горел этот трейлер, об Уэббер, о белом небе... Он покачнулся, уже здесь, на гравиевой подъездной дорожке Руди – ноги широко расставлены, чтобы удержать девочку, голая грудь в дорожках пота по пыли из аризонской пустыни, – и посмотрел на Руди и его блондинку.