Пепел. Наследие - Мери Ли

– Что, если ты не вернешься? – спрашивает она.

– Такое может произойти.

– Ты меня не успокаиваешь.

– Не хочу тебе лгать. Я действительно могу не вернуться. В этом случае Чарли позаботится о тебе.

Джил неуверенно смотрит на меня, и всё же чёртова слеза скатывается по щеке, когда она спрашивает:

– Это может быть наш последний разговор?

– Каждый из наших разговоров может быть последним.

– Почему ты отталкиваешь меня? – неожиданно спрашивает меня Джил и вглядывается в глаза.

Хотел бы не отталкивать. Она даже не подозревает о…

– Джил, мы не можем быть вместе. Мы рождены другими, не такими, как все, и это загоняет нас в определенные рамки.

– То есть, если бы мы были обычными Майклом и Джил, то что-то бы получилось?

Определённо. Я бы точно не отпустил тебя.

Мне хочется сказать ей это. Протягиваю руку и провожу по небольшому синяку на её скуле. Ральф рассказал, как она его получила, её взгляд становится до невозможности уязвимым. Если я сейчас скажу что-то не то, то она сломается. Я жду, когда шаги в ангаре доберутся до двери и говорю Джил:

– Мы этого не узнаем.

Стук в дверь. Входит посыльный и передает мне карту изрисованную линиями.

На прощание Джил обнимает меня и тихо шепчет:

– Береги себя.

Обнимаю её и, смотря в потолок, понимаю, что не хочу отпускать… Но должен.

– Я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы вернуть твоего отца.

– И тебя, – говорит она и поднимает на меня взгляд.

– И меня.

Она уходит. Я сажусь изучать карту и останавливаюсь, только когда рация начинает шипеть, и голос Ральфа сообщает:

– Она спит. Но лила слёзы. С ней чокнутая Кейт.

– Отдыхай. Тебя сменит Истон. Ты должен быть к утру абсолютно собран. На рассвете у ворот тебя будет ожидать машина. Увези Джил и чокнутую Кейт в Возрождение. Я обо всём договорился.

– Принято.

Джил

Вернувшись в комнату, я не могу найти себе места. Хожу туда-обратно, перекладываю вещи с места на место. Пытаюсь собрать сумку для поездки в Возрождение. Отбрасываю очередную футболку в сторону и подхожу к окну. Открываю его настежь и вдыхаю полной грудью.

Я не могу уехать в Возрождение.

Я хочу… Нет! Я должна поехать за папой. Я даже не представляю, как ему будет больно узнать о том, что мамы больше нет. Его пока ещё не испытанные страдания разрывают мне сердце. И я знаю, ему будет проще, возможно, на один процент из тысячи, но проще, если я буду рядом. Мне было бы легче, если бы папа был со мной в момент, когда мамы не стало.

С Майклом говорить бесполезно, он принял решение, и его уже не переубедить. Пойти к Чарли? Нет, они на одной стороне, и, если я обращусь к сыну мистера Хантера, не пройдёт и минуты, как Майкл обо всём узнает.

А что, если вопреки уверениям Майкла, надо мной всё же будут ставить какие-то опыты? Я вроде и не против этого, но неизвестность страшит. Если на машину нападут по пути в Возрождение? Тогда мою смерть смогут интерпретировать, как угодно. Гриро может сказать, что меня убили люди Хелл или Возрождения. Или меня съедят не мертвые или в своё логово утащат мутанты, тогда что? Что будет в этих случаях?

Папа с ума сойдёт.

Дверь в мою комнату резко открывается. Я вздрагиваю ещё до того, как она ударится о стену. На пороге Кейт. За дверью хмурится Ральф, он вопросительно приподнимает брови, я киваю. Мой телохранитель и по совместительству тренер тихонько прикрывает дверь за взволнованной Кейт. Закрываю окно и спрашиваю у расстроенной подруги:

– Что случилось?

– Знаешь, что? – она упирает руки в бока. Глаза горят гневом, щёки пылают. – Я же пошла поговорить с этим идиотом! И он сначала, – у Кейт не хватает кислорода, но она, задыхаясь, продолжает, – он даже не понял, о чем я его спрашиваю. А потом появилась девица. Сука! Сногсшибательная брюнетка с раскосыми глазами. Она подошла к нам и всё! Всё, понимаешь? – Кейт взмахивает руками и снова возвращает их на прежнее место. – Всё внимание Убийцы перешло на неё! Я зла. Ой, как я зла! Я стояла там, как кукушка, и хлопала глазами, пока они обнимались. Он даже представил нас друг другу. Имя сучки – Бритни. Если я не ошибаюсь – это имя шлюшье. Оно входит в топ десять отвратительных шлюшьих имён! Девушка у него, видите ли, есть! Кобель сраный! А ты знаешь, что сделала я? Когда она мило улыбалась придурку, я чуть… чуть.

Кейт резко замолкает и, встретившись со мной взглядом, начинает реветь. Резко и неожиданно. Подлетаю к ней, обнимаю и, гладя по голове, слушаю, как она сбивчиво рассказывает, как покарает Убийцу сразу же после того, как перестанет рыдать, как слюнтявая тряпка. Она говорит о том, что он ей больше не нравится, да и вообще никогда не нравился. О том, что он лживый и подлый. У него есть девушка, а он даже не сказал об этом. Кейт грозится кастрировать его и сжечь. Четвертовать и насадить на пику. И всё это в один день.

– Кейт, успокойся, – говорю я уже в десятый раз, и она постепенно начинает затихать. Выбирается из моих объятий и падает спиной на кровать. Яростно утирает слезы и пытается успокоиться, но мокрые подтёки снова набегают на глаза.

Ложусь рядом и молча сжимаю ладонь подруги. Я не думала, что Убийца настолько запал ей в душу. Несмотря на всю разговорчивость, шутки и её манеру поведения, Кейт достаточно скрытный и глубокий человек. Она лучшая. Ещё сильнее сжимаю её пальцы и говорю:

– Завтра мы уезжаем в Возрождение.

– Ладно, – выдыхает она. – Мне плевать, лишь бы не видеть этого… человека.

Лежа на кровати и смотря в потолок, я говорю вслух то, что не выходит из головы уже пару часов:

– Я не могу, кажется, что я делаю ошибку.

Ложусь на бок, и Кейт делает то же самое. Она больше не плачет и не ругается, всё её внимание настроено на меня.

– В смысле? – спрашивает она.

– Я должна быть там, когда Майкл найдёт папу.

Кейт раздумывает, кажется, уже целую минуту и, пожав плечом, выдаёт:

– Так будь.

Если бы все было так просто.

– Он не берет меня с собой.

– Так возьми себя сама. С чего это мужчины решили, что они властители мира? Командуют, обманывают. Да пошли они к чёрту. Хочешь ехать? Едь.

Сглатываю и как можно тише спрашиваю:

– Ты со мной?

– Куда я без тебя?

Губы сами растягиваются в улыбку. Как я обожаю Кейт.

– Ты лучшая.

Кейт фыркает и, выгибая бровь дугой, говорит в своей обычной манере: