Детонатор - Александр Тамоников

— Хорошо, что глаз не задел, — сказал Левич.

— Это я виноват, — пробормотал майор медицинской службы Гуляев.

— Нет, я, — негромко, но отчетливо произнес Королев. — Мне следовало надеть на арестованного наручники и держать оружие наготове. Готов отвечать за преступную халатность.

Комаровский посмотрел на него с любопытством.

— Уважаю, майор, — сказал он наконец. — Но ты здесь ни при чем. Это я его раздразнил.

— Вина моя, — гнул свое Гуляев. — Я не счел нужным предупредить, что у спецпрепарата бывают побочные эффекты. У людей с нарушенной психикой лекарство может вызывать агрессию. Они становятся невменяемы, в них просыпается немотивированная жестокость. — Гуляев кивнул на труп, под которым медленно расплывалась кровавая лужа. — Вот как у него.

Некоторое время все смотрели в мертвые глаза Бурова, устремленные в потолок. Было похоже, что только теперь он задумался о том, на что и зачем потратил жизнь, подаренную ему Создателем.

Впрочем, сочувствовать ему никто не собирался.

— Жил собакой, собакой и помер, — прокомментировал Комаровский, и было видно, что он едва сдерживается, чтобы не сплюнуть.

Королев хотел объяснить, почему не смог предотвратить нападение на генерала, но не успел. Его взор помутился, и он упал вторично, на сей раз потеряв сознание.

— Как он? — мрачно спросил Комаровский, имея в виду Королева, отправленного в госпиталь под присмотром майора Гуляева.

— Жить будет, но любить вряд ли, — ответил Левич, отключив мобильник, по которому только что связался с главврачом госпиталя. — Анекдот такой был, помните?

— Какой, к свиньям собачьим, анекдот? — гаркнул Комаровский, да так, что сидящая на стуле Ивета едва не обмочилась от страха.

— Извините, — пробормотал Левич, понимая, что ляпнул лишнее.

Террорист Буров серьезно покалечил майора ФСБ, когда схватил его за гениталии. Медицина делала все возможное, но результаты были неутешительные. Похоже, мужское достоинство Королева не подлежало восстановлению.

Ивета Янсон не знала, о чем идет речь, но понимала, что лучше не раздражать мужчин, находящихся с ней в одной комнате. Допрос длился уже полчаса, и она старалась отвечать правдиво и исчерпывающе. Ей не хотелось в тюрьму, где она вскоре загнулась бы от ломки. Для того чтобы существовать на этом свете, ей требовался допинг в виде кокаина. И она рассчитывала, что за примерное поведение ее наградят дозой. Хотя бы одной. Что будет потом, думать не хотелось, да и не получалось.

Она вздрогнула, когда яростный взгляд генерала Комаровского устремился на нее.

— Так, — сказал он, — хватит ходить вокруг да около. Сейчас меня интересует только одно. Как добраться до твоих дружков? Где они скрываются?

— Бывший пионерлагерь, — поспешила ответить Ивета. — В трех километрах от деревни Сетино.

Комаровский сел за ноутбук и стал отыскивать спутниковое изображение местности. Допрос продолжил Левич.

— Еще раз перечисли боевиков, — сказал он. — Только не пропусти кого-нибудь случайно. Это было бы с твоей стороны огромной ошибкой.

— Я понимаю, понимаю. — Ивета закивала, как птица, торопящаяся склевать корм. — Итак, главный Юрчис Лейтис. Ему около тридцати. Симпатичный.

— Особые приметы?

— Черные очки.

— Это не примета, — рассердился Левич. — Очки любой может напялить.

— Юрчис с ними практически не расстается, — пояснила Ивета. — У него что-то с глазами.

— Что именно?

— Воспаленные и гноятся. Поэтому он все время носит очки. А еще он любит грызть зубочистку, как один актер, не помню какой.

— По Юрчису все?

— Да, — ответила Ивета.

— Опиши следующего бандита, — потребовал Левич.

— Грузин Малхад Ховсуси, — заговорила Ивета, собрав на лбу несколько морщинок. — Такой красавчик, черноволосый, чернобровый. Там, где лицо бреет, кожа синяя. На ходу Малхад как бы пританцовывает… Волосы от груди до самой шеи растут, курчавые… Уши оттопырены…

— Еще кто? — спросил Комаровский, оторвавшись от изучения местности на экране компьютера.

— Матвеев. Огромный, на медведя похож. Или на этого… — Ивета щелкнула пальцами, вспоминая. — На Кинг-Конга. Лобик вот такусенький. — Она показала. — Но не дебил. Хитрый и соображает. — Подумав, она добавила: — Одно время он на Марцелу западал…

— Нападал? — переспросил Левич, у которого не было детей, чтобы учиться у них молодежной терминологии.

— За-па-дал. Нравилась она ему.

— И что? — насупился Комаровский.

— Я с ним поговорила, он понял. Матвей — нормальный парень.

— Нормальный? — Комаровский медленно поднялся, упираясь в стол обеими кулаками. — Это ты родственникам тех, кто на станции «Мирная» погиб, рассказывай. И в Вологонске. И в других городах русских. Нормальный, — передразнил он, меряя недобрым взглядом перетрухнувшую Ивету. — Нормальный душегуб — вот кто он такой. Да все вы…

Махнув рукой, он опустился на место. Царапина на его лице вновь стала кровоточить. Он машинально провел по ней рукой, посмотрел на перепачканные пальцы и вышел из кабинета.

— Валентина Сергеевича чуть твой сообщник не убил, — прокомментировал Левич. — Так что ты, Ивета Янсон, поосторожней выбирай слова. Мы все на вас злы, очень злы.

— Но я ничего не делала такого, — заторопилась Ивета. — Меня саму взорвать хотели, сволочи. Товарищи, называются. Увидеть бы этого Бурова… — Она погрозила кулачком. — Я бы ему в лицо плюнула, я бы ему глаза выцарапала!

— Это уж на том свете, — сказал Левич.

Ивета опешила:

— Как?

— Пристрелил я его. Вот этой самой рукой. — Он поднял растопыренную пятерню. — И не дрогнула рука. И сердце не дрогнуло. Потому что нелюдь был твой Буров, ясно?

— Почему он мой, он не мой вовсе, — заныла Ивета, опасаясь, что ее постигнет точно такая же незавидная участь.

Но Левич уже опустил руку и сменил тему:

— Ты упомянула некую Марцелу. Кто такая?

— Полячка, — ответила Ивета. — Фамилия ее Груда. Крашеная блондинка. Пышная. Видная.

— Чем занималась?

— Не знаю, наверное, тем, что приказывали.

— А ты? — спросил Левич, не скрывая отвращения.

— Я что я? Птица подневольная. — Литовка пожала плечами: — Тоже, что говорили, то и делала. — Она посмотрела на полковника широко открытыми глазами: — Мне ведь смертью угрожали. Я, считайте, заложницей была у террористов.

— Там разберемся, — пообещал Комаровский, который, вернувшись в кабинет, успел уловить окончание тирады. — И каждый получит по заслугам. Каждый!