Любовные игры по интернету - Елена Логунова

– Вы певец? – уточнила я.

– Я поэт! – Джентльмен затейливо взмахнул шляпой, изобразив поклон, которому позавидовали бы все три мушкетера, вместе взятые. – Георгий Кладезев, мое почтение!

– И наше вам тоже, – сказала Ирка. И тут же, видно, решила, что это прозвучало слишком буднично, поэтому для пущей торжественности прочувствованно добавила: – Примите уверения в совершеннейшем к вам почтении!

Откуда только слова такие взяла?! Я поперхнулась смешком. Георгий Кладезев вскинул голову и сверкнул глазами – не иначе, растрогался до слез.

– А что вы тут делаете? – банальной прозой спросила я.

– Вчера я положил начало поэме, посвященной моему доброму другу, композитору Семену Скоробогатикову! – нараспев ответил поэт. – Сегодня я продолжаю этот труд, тем самым отдавая дань памяти безвременно усопшему товарищу.

– Принесли на могилку венок сонетов? – не удержавшись, съязвила я.

– Никогда раньше не видела живого поэта! – восторженно шепнула мне Ирка.

Можно подумать, она вдоволь навидалась поэтов мертвых!

Я ухмыльнулась, а она застенчиво попросила:

– А давайте вы нам что-нибудь почитаете! Я имею в виду из стихов.

– Моих? – расцвел улыбкой польщенный Кладезев. – О, конечно!

Он снова начал нервно подергиваться, что выглядело как легкая разминка перед исполнением зажигательной пляски Святого Витта, а потом устремил невидящий взор в горние выси, словно высматривая на облаках композитора Скоробогатикова с крылышками на спине и арфой в руках. Я лично божественных звуков из райских кущ не услышала, но поэт благодарно кивнул кому-то там, наверху, и затянул унылым речитативом:

– Огонь задул свирепый ветер!

Погас огонь!

В темницу брошен яркий светоч!

Его не тронь!

– Это загадка, да? – задумалась Ирка. – О, я знаю, знаю! Отгадка – поезд метро!

Вдохновенно завывающий стихотворец Кладезев осекся на полуслове. Я посмотрела на подружку с интересом.

– Почему – метро?

– Там ведь все сказано! Поезду в тоннеле темно и тесно, как в темнице, он мчит, как ветер, а его окна и фары горят – вот вам и яркий светоч, который трогать нельзя, ведь он и задавить может! – Любительница шарад протарахтела все это на одном дыхании и замолчала, сияя не хуже того светоча.

Она откровенно ожидала похвалы, но поэт молчал.

– Я не угадала? – Иркина сияющая физиономия потускнела.

– Как вам сказать… Вообще-то под светочем и темницей я подразумевал талант композитора, который сошел в могилу, – неуверенно объяснил Кладезев и вдруг тоже заулыбался: – Но поезд тоже был! Композитора задавил железнодорожный состав! Семен Петрович как раз на отдых собирался, к морю ехать хотел… Таким образом, вы проникли в самую суть иносказаний!

– Тогда давайте будем проникать дальше, – деловито предложила я. – Скажите, вы не заметили вчера в составе траурного кортежа большой черный джип?

Я была готова к тому, что стихотворец выдаст в ответ новое рифмованное иносказание, но на этот раз обошлось без загадок.

– Конечно, видел! – поэт закивал, занятно сминая и растягивая защечные мешки. – У меня как раз родилась почти блоковская строка: «Темный ветер! Острый шип!», я искал рифму, и тут…

– Едет, едет черный джип! – угадала я.

– Совершенно верно. «Шип – джип» – идеальная рифма, но несколько специфическая, – вздохнул поэт. – Я надолго задумался, пытаясь привязать ее к теме, а из машины тем временем выбрался мужчина в глубоком трауре. По виду – настоящий страшила! У него были черные ботинки и черные штаны на ногах, черная футболка на торсе и венок.

– На голове? – ляпнула завороженная страшилой Ирка. – И тоже черный?!

– Темный, еловый, но, конечно, не на голове, а в руках, – объяснил поэт. – Следом за первым мужчиной из джипа вылез и второй, тоже в черном с ног до головы.

– Что, в спецназовской шапочке с прорезями? – съязвила я, устав от загадок.

– Просто в черных очках, больших, как эти, – незлобиво уточнил поэт, показав на Ирку.

– Вы такой наблюдательный! – желчно сказала она, поправив свои окуляры. – Номер джипа не запомнили?

– Я плохо запоминаю цифры и бессмысленные буквы, – пожаловался стихотворец.

– А как насчет надписи на ленте венка? – спросила я. – Вы помните ее? В ней смысл был?

– В ней была бездна смысла и чувства! – подтвердил Кладезев. – На траурной ленте было начертано тусклым золотом: «Дорогому учителю от благодарного ученика!»

– Чувства навалом, а конкретики ноль! – огорчилась я. – Кто он, этот благодарный ученик?

– Семен Петрович больше десяти лет преподавал в консерватории, – услужливо подсказал поэт.

Я мрачно посмотрела на него и сказала:

– Спасибо!

– Пожалуйста! – нечувствительный к сарказму, Георгий Кладезев улыбнулся, но увидел, что мы поворачиваемся к нему спинами, и неподдельно огорчился:

– Уже уходите? А как же моя новая поэма? Я прочел вам только самое начало!

– Остальное мы послушаем позже, в готовом виде, – обернувшись на ходу, ответила вежливая Ирка. – Вы прочитаете ее нам на девять дней!

– Лучше на сорок! – буркнула я, отнюдь не горя желанием слушать вирши поэта Кладезева, скорбные и загадочные, как катрены Нострадамуса.

Беседа со стихотворцем погрузила нас с Иркой в задумчивость. В глубокомысленном молчании мы сели в машину, выехали с кладбища и покатили по городским улицам, но у первого же летнего кафе подружка ударила по тормозам и сказала:

– Все, приехали! Выходи, думать будем!

Мы с Иркой давно уже пришли к общему мнению, что мыслительные процессы лучше всего стимулировать сладостями. На сей раз в качестве катализатора подруга выбрала молочный коктейль «Запах детства», а я – фруктовый десерт «Таити-маити». Вероятно, в комплекте с ним следовало употреблять шашлык-машлык и вино-мино, но я решила пойти по сокращенной программе. У меня было стойкое ощущение, что мы в своем расследовании топчемся на месте и только теряем время. Ирка тоже была не в духе, но причину плохого настроения искала не там, где надо.

– Что это за название такое – «Запах детства»? – ворчала она, прихлебывая ледяной коктейль маленькими глоточками. – Запах детства – это грязный памперс!

– В том числе, – согласилась я, чтобы не сердить подружку дополнительно. – Странно, что в меню, кроме «Запаха детства», нет «Аромата юности», «Благоухания зрелости» и «Миазмов старости».

– Старость далеко не всегда неприглядна, вспомни нашу Татьяну Ларину! – возразила Ирка.

Как будто я могла о ней забыть!

– Давай подумаем, как найти того Благодарного Ученика, который прислал Скоробогатикову последний еловый привет, – сказала я, возвращаясь к животрепещущей теме.