Всадник - Юрий Валерьевич Литвин

Откуда мне знать…»

Де Флери кивнул и продолжил:

– Но проблема всех этих фрондеров в одном. Они не умеют договариваться, в том числе и между собой! Вот такая нехитрая проблема. В результате в решающий момент ни у кого не хватает смелости сделать решительный ход. Все колеблются, у всех свое мнение, но, увы, не у всех есть мозги. Право, виконт, вы даже себе не представляете, сколько великих проектов в истории человечества было загублено из-за тупости этих стратегов… Но впрочем я отвлекся. Так вот у нашей милой герцогини возник план заручиться поддержкой из-за Ламанша, а я предполагаю, что кто-то из собственных высших соображений, а быть может и просто в пику этой во всех отношениях удивительной даме решил , скажем так поставить палки в колеса ее кареты… И в результате…

– Но я …

Граф всплеснул руками:

– Да что вы. Поймите для них это только игра, и в играх этих ни ваша жизнь, ни моя, даже того же Бофора и прочих тысяч французов, что пойдут, может быть, за ним умирать, не имеют никакого значения. Значение, пожалуй, имеет только удовлетворение собственных амбиций.

– Так кто же эти люди?

– Не знаю, но думаю это можно просчитать. Но если честно мне это не интересно, эти господа просто скучны в своих амбициях.

На какое-то время воцарилась тишина, нет, не зловещая, было слышно, как поют птицы. Просто видимо граф дал нам возможность осмыслить услышанное.

Мы осмыслили, по крайней мере, я. Дже сидел с глупым выражением на лице и щепочкой ковырялся ухе. Послеобеденный отдых фавна, кажется, так это называется.

– Послушайте граф,– я первым нарушил молчание.– Все это очень хорошо, не пойму одного…

– Да, да…

– Вам то какой резон принимать участие во всей этой… – я не нашел слов, но граф понял и так. – Ведь, как я понял, вы далеки от того чтобы участвовать во всех этих заговорах…

Граф согласно кивал на протяжении моего выступления и при этом улыбался.

Потом он сказал:

– Ну, во-первых, пожалуй, мое вмешательство того стоило, и сейчас я с удовольствием наблюдаю его плоды. А то, знаете ли, разговаривать с мертвецами вообще-то можно, но, к сожалению, они не отвечают.

Меня несколько покоробил цинизм этой шутки, а Джереми естественно расхохотался.

« Ага, весело ему. Урод ».

– Ну а если серьезно, благотворительностью я уже давно не занимаюсь. Я просто немолодой уже человек.

– С четырехствольным мушкетом…– не удержался Дже.

Граф церемонно поклонился.

– Увы, люблю оружие. Имею такую слабость. А еще эксперименты над ним. Но есть еще одна причина… Меня попросили присмотреть за вами.

« Ого!»

Граф смотрел на меня почти грустно.

– Наверное теперь вы спросите, кто этот благодетель?

– Вы чрезвычайно догадливы…

Я был ошарашен. И это еще слабо сказано. К двадцати годам я не нажил себе особых врагов, а тем более друзей, чему был если честно весьма доволен, и тут вдруг посреди леса я узнаю о том, что оказывается стал довольно важной персоной, что у меня мало того что есть враги пытающиеся меня убить. Так еще и есть друзья, причем таинственные, которые приставили мне личного ангела хранителя с четырехствольным мушкетом, да еще и носящего графский титул.

К счастью я не произнес вслух ни слова, а ограничился коротким:

– Забавно…

– Более чем,– подтвердил Джереми,– ты у нас теперь турецкий паша и испанский гранд в одном лице. У тебя целых два…

– Отстань…

Граф все также печально смотрел на нас.

– К сожалению, я не могу в данный момент удовлетворить ваше любопытство, и прошу меня за это извинить. Я предлагаю вам просто принять все как есть. Как есть…

И по сути, на этом наша беседа закончилась…

х х х

Наступила осень, улетели птицы.

Ходят по подвалам маньяки-убийцы.

Я сожгу скворечник возле грязной лужи

Все равно он старый, никому не нужен…

х х х

« Ну вот, гутен морген, как говорят саксонцы, хотя на самом деле я не уверен, что они настолько саксонцы как из себя представляют. Ой! Чего это я в самом деле как в Одессе на привозе… И вообще что у нас сегодня, в смысле, где мы сегодня? Интересная все-таки штука жизнь, никогда не знаешь, где проснешься на следующее утро. И вообще ни черта в ней этой жизни не знаешь никогда. Такие вот дела, блин.

Была у меня одна дамочка, в свое время, так она утверждала, что жизнь с утра это совсем не то, что жизнь накануне. Пили мы тогда с ней, кажется, шнапс, да точно шнапс, она еще утверждала, что является древним потомком этих самых саксонцев, короче. Намучился я с ней… Ладно, сие есть дела давно минувших дней, не стоит об этом…Оппа! Да мы сегодня вообще герои… Да. Ночевали мы нонче под ясными звездами, что это у нас намедни или ныне? Парк. Центральный надеюсь, в смысле люкс или… Нет, похоже это все-таки просто парк без всяких. Окраина. А это что за тело. Движется, дышит, руками размахивает. Наверное, спортсмен, копьеносец, в смысле копьеметатель…Ян Железны…Чехословакия. Олимпийский чемпион, хрен знает, какого года…»

–Саша! Вы проснулись! Сие отрадно! А вот думал про наш вчерашний разговор и знаете никак не мог впасть в объятия пресловутого Морфея… И как ни странно, я все более и более склоняюсь к мысли, что в словах ваших немало правды…Хотя что есть правда и кривда в своем истинном обличии…Но это тема отдельной дискуссии, я думаю у нас еще будет для нее отдельное время…

«Боже, кто это еще! Какая к чертям дискуссия?»

Всё как обычно. Начиналось самое неприятное, а именно подключение к реальности, я почти физически ощущал эти угольные стержни. Заметьте именно угольные стержни, гладкие, но неумолимые и ужасно неприятные стержни, вонзающиеся в мой еще парализованный алкоголем мозг и гадко так противно входящие в него… Брр…Это было страшно. Это было мучительно, но… Я справился. Говорю об этом с идиотской, дебильной, если хотите истинно славянской гордостью. Которую поймет далеко не всякий читатель… Но это действительно так и это действительно было…Так еще раз чуть-чуть напрячься и вспомнить, кто это у нас такой разговорчивый. Откуда-то из прибитого подсознания всплыло классическое: «Как вас называли в детстве?» «Киса…» «Конгениально!» И вправду конгениально! Лучше и не скажешь.

Так и есть, я вспомнил. Вспомнил! Конрад Карлович! Старый бандит из созвездия Гончих Псов! Живой и, кажется, даже более бодрый, чем я. Чего ж я ему там вчера набуровил?

– А я все же