Сила, способная изменить мир. Душа - Элиза Полуночная

в небольшом чулане, но это не повод грустить, ведь сейчас у меня есть ты, и перед нами целый мир. Знаешь, душу может согреть лишь другая душа. И мне бы не хотелось, чтобы ты осталась такой же одинокой, какой при жизни была я.

— Что случилось у вас с Лютераном? — решилась задать вопрос Анью.

— Ничего не случилось, — душу даро заполняла болезненная тоска, — в том-то и дело, что ничего. И я нашла успокоение в изучении магии.

— Прости, мне не стоило касаться личных тем. — Анью аккуратно открыла чулан, смотря на ровные стопки книг и пару шкатулок. — Давай заберём всё и потом на корабле разберёмся, что из этого ценно. Думаю, Лансель нас уже заждался. Ты хочешь взять ещё что-то ещё?

— Нет, я практически не жила здесь. Лишь ночевала, если навещала Эадалин. Здесь нет ничего ценного, кроме моих записей.

***

Маленький постоялый двор на окраине Берна пусть и не выглядел как дорогая гостиница, но радовал хорошим сытным ужином и, со слов Ланселя, чистыми номерами. Сам рыцарь терпеливо дожидался её за столиком в углу.

Анью виновато улыбнулась и прошла к нему. Мужчина, который протирал стаканы за стойкой, проводил её взглядом, но никак не прокомментировал. Несколько гостей, сидевших за большим столом в центре зала и игравших в асар, вообще не удостоили чародейку вниманием.

— Прости, пришлось задержаться.

— Я знаю, — Лансель улыбнулся, — Видел вас с Эадалин в парке. Рад, что у неё всё хорошо.

Рыцарь наконец-то снял доспехи и оделся в простую рубаху и кожаные штаны, не сильно отличаясь от обычного путешественника.

— Вы познакомились, когда ты был главой Ордена Солнца?

— Немного раньше. Она принимала у меня присягу, когда я стал рыцарем. Потом клятву, когда стал паладином. Приятно было увидеть, что она такая же, как и прежде. Хоть что-то осталось неизменным, — грустно вздохнул рыцарь.

— Ты тоже остался, — Анью похлопала его по плечу.

— А где Ферниль?

— Не знаю, — чародейка отвела взгляд. — Жабу выпустил?

— Да, выбрал симпатичное болотце неподалёку. Думаю, там ей будет хорошо. Признаться, я даже как-то привязался к ней. Всё надеялся, что Дэрмин снова заговорит, а оно вон как сложилось… Не понимаю, почему я до сих пор жив.

— А, может, и не было никакой миссии? — предположила Анью. — Может, тебя вернули не для победы над Моргредом, а просто для того, чтобы ты жил.

— Нелегко смириться с тем, что судьба по какой-то причине вернула меня, но оставила за гранью всех тех, кто сражался рядом со мной, — Лансель покачивал в кружке остатки чего-то пенного. — Поэтому я и не хочу возвращаться на службу. Кто знает, что за сила воскресила меня и не представляю ли я опасности для Эадалин.

— Жизнь всё расставит по местам, — Анью принюхалась. — Это из твоей кружки яблоками пахнет?

— Это сидр, — рыцарь протянул ей чашку.

Анью взяла, любопытно принюхиваясь. Чуть терпкий запах яблок смешивался со сладостью мёда и корицы. Чародейка аккуратно попробовала — на вкус было приятно-сладко, и она махнула рукой, подзывая подавальщика. С сидром и куском яблочного пирога вечер стал в разы веселее.

— Так что с Фернилем? Вы поругались? — Лансель оперся подбородком о ладонь, с любопытством смотря на неё.

— Не то чтобы поругались, — уклончиво ответила Анью, потягивая напиток.

— Не договорились?

— Вроде того. Он хотел чего-то непонятного. Вроде познакомиться поближе, но при этом я должна остаться, потому что он из своего леса уходить не хочет. А потом спросил про мэлдо, и я ляпнула, что есть. А потом убежала, — сбивчиво рассказывала чародейка.

— А на самом деле мэлдо нет? — пытался вникнуть в ситуацию друг.

— Не знаю, — она тяжело вздохнула.

— Что значит «не знаю»?! — удивился Лансель. — Ты либо любишь кого-то, либо нет.

— Это слишком сложно…

— Ты любишь, а тебя нет? — проявил чудеса догадливости рыцарь.

Анью устало кивнула, рассматривая мутные пятна на столешнице.

— Эх, как я тебя понимаю. Иди сюда, — Лансель положил руку ей на плечи, притягивая к себе. — Вот вроде не ясно, где именно в теле душа, зато когда болит, то места себе не находишь… Не грусти. Ты ведь молодая, красивая, ты ещё найдёшь своё счастье.

— Правда красивая? — Анью подняла взгляд. Казалось, что таверна вращается вокруг них.

— Очень, — рыцарь кивнул. — И, кажется, тебе уже хватит. Быстро же тебя развезло.

— Я для тебя как для друга красивая или как для человека? — не унималась чародейка.

— Оба варианта, — Лансель совершенно бесцеремонно чмокнул её в лоб. — А теперь пошли, с тебя, пожалуй, хватит на сегодня сидра. Провожу тебя до постели.

Уже через пару минут Аньюриэль, сбросив на пол одежду, растянулась на кровати. Волосы разметались на подушке, что пахла лавандой и шалфеем. Ноги скользили по чуть шероховатому хлопку. Она прогнулась в спине, отдаваясь наслаждению, пальцы комкали свежие простыни, а с губ сорвался стон.

— А-а-а! Как же хорошо спать в кровати! — чародейка довольно раскинула в стороны руки и ноги. — И как же надоело спать на камнях. У меня на рёбрах уже синяки от бродячей жизни…

— Стони потише, а то можно подумать, что ты не одна, — веселилась Энвиса. — И чем тебе гамак не нравится? Тот, что у тебя в каюте.

— В нём нельзя спать на животе, — привела она весомый аргумент.

— Ладно, отдыхай. Завтра снова в путь. Пусть луна бережет твой сон.

Вот только уснуть не получалось. Аньюриэль ворочалась с боку на бок, то накрываясь с головой, то снова раскрываясь. За стеной похрапывал Лансель, видя, наверное, уже десятый сон, но ей отчего-то никак не спалось. Мысли кружили, как стая чаек над косяком рыбы. Она выдернула подушку из-под головы, ложась затылком на прохладную простынь, но это не помогло успокоить безумный хоровод образов, что тревожил разум.

— Энвиса, ты спишь?

— Что тебя беспокоит?

— Можно спросить? — Анью перевернулась на бок, обнимая подушку и поджимая колени.

— Спрашивай.

— А каково это — быть с мужчиной? Я в том смысле… ну… когда ночью…

— Почему тебя это беспокоит? — насторожилась даро.

— Во время обучения эту тему, конечно, проходили, но как-то вскользь. Обычно это объясняют родители, но Таллеан… он… А к Илании идти я постеснялась… У неё довольно необычный супруг.

— Милая, тебе не стоит пока забивать себе голову подобным. Ты ведь ещё совсем ребёнок.

— Мне сто семь. Я совершеннолетняя, — проворчала Аньюриэль. — Я просто иногда вспоминаю, как Аман поцеловал меня в Серебряных ключах. Я понимаю, что он как бы целовал меня, но не меня. И всё запутанно. И я не знаю… Тогда магия так отзывалась и было горячо внутри… И я никогда не думала,