Иван Ауслендер - Герман Садулаев

К сему прилагаю свой заграничный паспорт, страховой полис для выезжающих за рубеж, сохранившиеся от путешествия чеки, счета, квитанции, билеты, багажные бирки, подтверждения брони, выписку по кредитной карте и неизрасходованные наличные деньги в зарубежных валютах: турецкие лиры, евро и швейцарские франки. Настоящим также сообщаю, что за время своей зарубежной поездки с гражданами Ходорковским Михаилом, Кашиным Олегом и прочими деятелями российской оппозиции, постоянно или временно проживающими в странах Евросоюза, не встречался. Все лица, с которыми я контактировал, указаны выше в отчёте: герцогиня Ю., санскритологи Михаил Е., Валерий Б., Лиля Г., Александр П. Санскритолог Алексей С. уклонялся от контакта с нашей компанией, так как недавно получил престижный грант и зазнался, а может, опасался, что мы намекнём ему на принятую в нашем цехе обязанность отпраздновать триумф за счёт триумфатора; впрочем, зря, ничего такого мы не имели в виду. Кроме санскритологов я беседовал с Микаэлой, уроженкой Праги, фамилия мне неизвестна, девушкой-администратором из отеля в Париже, и Ксавьером, французским гражданином испанского происхождения, прибывшим в Эвиан из Нормандии, фамилия мне не известна. Конец отчёта. Дата, фамилия, инициалы, подпись.

Роман с «Большим домом» имел неожиданное продолжение. Ауслендера периодически приглашали на различные политические мероприятия, дискуссии и так далее. Иван Борисович всегда отказывался – завязал же. И когда Дмитрий Балканский пригласил в «Синюю лампу» на то, что раньше называлось круглый стол, а теперь почему-то «панель», Иван Борисович вежливо отклонил приглашение. Но в тот же день позвонил Латунин.

– Здравствуйте, Иван Борисович. Это Латунин.

– Здравствуйте, Игорь Станиславович. Что-то случилось?

– Нет. А должно было?

– Ох, не говорите загадками, пожалуйста. Я имел в виду: если вы звоните, значит, есть какая-то причина. Просто не хотел, чтобы мой вопрос выглядел грубо или глупо.

– Всё хорошо. Но вот вас сегодня пригласили выступить в дискуссионном клубе, да?

– Да. Я отказался. Я завязал, честно.

– Вот потому я и позвонил. Мы хотим попросить вас, чтобы вы приняли приглашение.

– Но… зачем?

– А почему бы и нет?

– Нет, вам зачем это надо? Чтобы вот это всё было: клубы, дискуссии, – чтобы я, отставной преподаватель мёртвого языка, кому-то что-то где-то рассказывал?

– Ну, это совсем понятно и просто. Зря некоторые думают, что мы хотим извести все политические процессы, чтобы не было никакой оппозиции, никаких протестов, чтобы было тихо и пусто, нет. Пусть всё будет, но мы должны мониторить. Быть в курсе. Например, национализм. Национализма не может не быть. В любом обществе, в любом государстве, в любой нации есть национализм. И если мы не видим никакого национализма, значит, мы что-то упустили. Значит, он там, где мы ничего не мониторим. Значит, однажды он вылезет из подвала и всех сожрёт. Лучше пусть будет известный нам национализм, и националисты пусть будут, и пусть выступают на разных передачах, чтобы всё было под контролем. Так же и любая другая оппозиция.

– Понятно. Но, если я приду, я ведь буду говорить то, что думаю.

– Это хорошо.

– Может, это будет не совсем лояльно.

– Ничего страшного. На бунт никто не поднимется. Там половина наших.

– Я подумаю.

– И ещё, знаете, мы просто хотим вас послушать. Нам интересно.

– Тогда ладно.

Ауслендер тут же перезвонил Балканскому и сказал, что передумал. Что придёт на «панель». Балканский как будто ждал звонка Ауслендера, нисколько не удивился.

В субботу вечером Ауслендер пришёл к знакомому заведению. Публика заметно поредела, но состав существенно не поменялся. Интеллигенция, маргиналы, некоторое количество молодёжи. Перед Ауслендером выступали два оратора: один от рыночных демократов, другой – от демократических националистов, как понял по содержанию докладов Иван Борисович. Лично Ауслендер никого не знал – ораторы были то ли новые, то ли из Москвы. Темой панели было «Будущее» – будуще как мы его видим, что нас ждёт в этой стране. Пришла очередь Ауслендера выступать. Иван Борисович сказал, что никакой лекции не заготовил, но постарается ответить на вопросы, если таковые будут у аудитории. У аудитории были вопросы. Оказалось, что пришло некоторое количество людей, которые помнили Ивана Борисовича, помнили его выступления в «Синей лампе», его участие в протестах. Средних лет мужчина в свитере с северным узором и умными глазами на небритом лице поднялся со своего места и спросил:

– Вы раньше говорили, что у нашей власти – особый фарт. Что люди доверяют режиму, потому что нефть дорого стоит и всё складывается благоприятно, и люди как бы чувствуют, что власть умеет договариваться с высшими силами, с небом, с судьбой, а это главное. Но сейчас всё наоборот. Нефть падает. Всё против нас. Почему же народ не выступил против власти, если власть очевидно потеряла фарт?

Ауслендер внимательно выслушал, кивнул головой и ответил:

– Совершенно не обязательно, что утрата благосклонности богов послужит причиной для недовольства народа властью. Во-первых, заряда нескольких лет, когда монарх очевидно имел особые полномочия от неба, часто хватает не только до конца жизни монарха, но и на несколько последующих поколений. Так создаются династии. Во-вторых, как я уже говорил ранее, всё дело в интерпретации. Можно ведь интерпретировать трудности как испытания, посланные богами, а следовательно, проявление особого к нам внимания. Человеку страшнее всего не лишения и санкции, а остаться одному, совсем без богов и забытому небом.

Некрасивая девушка с нервными руками встала со своего места и спросила:

– Почему вы отошли от политической жизни?

Ауслендер вздохнул, отпил из бутылочки с водой «Сенежская», стоявшей на столе, и сказал:

– Я не вижу никакой политической жизни, в которой можно было бы участвовать. Нас принуждают выбирать между Шендеровичем и Соловьёвым. Между Шендеровичем и Соловьёвым я выбираю Шопенгауэра.

– И что, в России больше никогда не будет настоящей политической жизни?

– Почему не будет? Будет, обязательно будет. Мы уже вряд ли её увидим, а вот вы, может быть, да. Только не думайте, что политическая жизнь – это обязательно что-то хорошее и интересное.

– Что нас ждёт? – некрасивая девушка не унималась.

– Хорошо, я расскажу. Тема сегодняшней дискуссии – будущее. Поэтому я расскажу, как я вижу наше будущее в политическом смысле. Президент России Владимир Владимирович Путин будет у власти ещё десять или двадцать лет. Потом он устанет и захочет отдохнуть. Встанет вопрос о преемнике. Главной задачей преемника будет обеспечить сохранение высокого статуса Владимира Владимировича Путина и его близких, безопасность для Путина и его семьи и так далее. Понятно, что самым верным Путину человеком является Рамзан Ахматович Кадыров. Поэтому следующим президентом будет Кадыров. Русские патриоты, государственники, националисты и прочие, включая деятелей культуры, давно признали авторитет Кадырова и поддерживают его, и, когда Путин заявит Кадырова своим преемником, никаких вопросов ни у кого не возникнет. Соловьёв и Киселёв снимут сотню-другую программ, которыми убедят народ, что Кадыров – это лучший правитель для России. Рамзан Ахматович молод, поэтому он сможет править ещё двадцать или тридцать лет. Потом он устанет и захочет отдохнуть. Вот тут и начнётся политическая жизнь. Путин стал основателем династии, это понятно. Кадыров принял трон как его приёмный сын. Далее власть тоже должна передаваться по наследству. Но по какой линии? У Рамзана Ахматовича будет около трёх сотен родных и приёмных сыновей и примерно столько же дочерей. Допустим, не все заявят права на престол. Но два-три десятка претендентов из семьи Кадырова будут. Однако! Повзрослевшие сыновья Путина от сами знаете кого скажут: вы, Кадыровы, были поставлены нашим отцом, только чтобы сохранить для нас трон, а теперь вы должны уступить власть настоящим наследникам. Но! Старшие дочери Путина, вернее дети старших дочерей Путина, вмешаются и скажут сыновьям от сами знаете кого, что они бастарды и не имеют прав на престол. Что власть должна передаваться по линии законных детей Путина. И что-то ещё гадкое скажут про сами знаете кого и предложат провести генетическую экспертизу. В общем, мы будем иметь два клана путинингов и один, но многочисленный, клан кадырингов, тоже раздираемый внутренними противоречиями. Политической жизни будет хоть отбавляй. Лет двадцать в России будет политическая жизнь, иначе называемая смутой, потом кто-то один победит, расчистит поле, и снова всё будет хорошо.