Для Победы. Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца - Анатолий Приставкин

А на всю жизнь не нажрешься, с детства известно.

Это все промелькнуло в уме, пока я смотрел на жующую повариху. На этот раз она сама услышала шаги, повернулась.

Сразу сказала:

– Именинник явился! А мы-то вчера искали, искали… А за тобой, между прочим, должок… Мой дружок!

И при этом почему-то сурово посмотрела на Мотю, считая, наверное, что он пришел меня защищать. Я тоже растерянно оглянулся на Мотю, такой поворот дела застал меня врасплох. Почему-то я считал, что, отдав свою книжку, я с ними рассчитался.

– Но я же вам отдал…

Она меня оборвала:

– Что ты отдал?

– Я вам книжку отдал!

– Ах, книжку! Вон твоя книжка! Можешь забрать себе на память! – И она указала на стол, где и правда среди грязной посуды, никому не нужная, валялась моя сберегательная книжка. Ее даже не обернули в бумагу!

Мотя посмотрел на меня и быстро забрал книжку. И спрятал.

– Но там деньги, – опять сказал я. Но, кажется, я уже и сам понимал, в чем дело. – Мне отец их оставил.

Повариха злобно крикнула:

– Вот вам деньги! – И показала фигу. – Это мы-то, дураки, решили, что там деньги! Кормили и поили всю кодлу!

Мотя спросил:

– А разве этих денег нет?

– Есть! Не про нашу честь. Вы зачем зашли-то? – сурово произнесла повариха и помахала рукой. И тут, как из-под земли, рядом с ней возник Филиппок в белом халате.

Он не поздоровался, даже не кивнул, а не мигая смотрел на нас, как смотрят на стену.

– Мы, в общем, зашли… Мы ищем Корешка… – пробормотал Мотя, теряясь от странного, неподвижного взгляда Филиппка. – Вы его не видели?

– Кого? – поинтересовалась повариха. – Какие еще корешки?

– Его Сенька зовут… – напомнил я. – Золотушный такой… Может, случайно остался… заснул или…

Повариха сразу сказала:

– Золотушный у нас… Случайно! – И взглянула многозначительно на Филиппка.

– Ну вот, а мы обыскались, – оживился Мотя. – Мы за ним пришли.

– Приходите за ним с деньгами, – ответила повариха.

– За ним… Что? – нам показалось, что мы оба – Мотя и я – ослышались.

Но повариха вела разговор круто, хотя голоса не повышала:

– Так разве я непонятно говорю?.. Как должок принесете, так своего дружка… золотушного… получите!

Я увидел, что Мотя бледнеет, но и сам я выглядел, наверное, не лучше. С нами разговаривали, как с какими-нибудь проходимцами.

– Сколько мы должны? – спросил я чужим голосом.

– Да все, что у тебя там в книжке.

– Сто? Тыщ? – воскликнул Мотя потрясенно.

Повариха опять посмотрела на Филиппка:

– Думаешь, это много? А вас сколько было? Да жрете вы каждый за троих… А еще с собой тащите! Потом музыка… Вы просили музыку?

Я кивнул, потупясь. Мне казалось, что меня ударяют чем-то тупым по голове… Ужасно больно, а она все бьет и бьет:

– …А посуды сколько расколотили! А приборов, ложек-вилок сколько унесли! Цветы в кадке поломали… Ты вот что – посчитай, тогда поймешь, что мы еще в убытке окажемся!

– Но вы тогда не говорили…

Повариха сильно удивилась, толкнула локтем Филиппка:

– Как это не говорили? А о чем мы говорили-то? Вот тут, на этом самом месте, и сказали… На всю сумму, так сказали… А ты, голубчик мой, согласился! Он же согласился, Филипп Христианович?

Филиппок даже не кивнул, а продолжал нас сверлить своим застывшим взглядом.

Но когда повариха вторично его толкнула в бок, он вдруг опомнился и без выражения сказал:

– Гони деньги… Мерзавец! Ну?

Я даже не мог ему сразу ответить грубостью, настолько был ошеломлен. Да и не обо мне, а о Корешке речь-то. Мотя об этом не забывал. Он вообще, если мог, старался кончить дело добром. Он всегда верил в добро.

– Та к что… Он у вас под запором?

– Да, – ответила повариха уверенно. – Он у нас под запором.

– И долго?

– Хоть всю жизнь.

– Но вы его… кормите?

Повариха мудро усмехнулась. И Филиппок усмехнулся. Наверное, тут, на кухне, где все они непрерывно едят, наш вопрос показался им диковинным.

– С чего это мы забесплатно станем его кормить! Нам хватит, что вас задарма накормили!

– Но он же не виноват!

– А кто виноват? Ты? Вот и помогай своему товарищу… раз виноватый!

– Хватит болтать! – рявкнул Филиппок на повариху и вдруг двинулся на нас с угрожающим видом. – Идите, наглецы! Идите! Двигайте отсюда! – произнес он с деловитой жестокостью. – И не приходите без денег! А то я и вас посажу!

Мы растерянно отступили под его напором к лестнице, потом бросились наверх, на улицу. Нам вдруг показалось, что сейчас нас тоже запрут в этом подвале, как заперли Корешка!

Мы собрались за домом в кустах, там, где когда-то делили ворованную картошку и увидели впервые мою тетку.

Пришли все Кукушата, кроме Хвостика, его разыскать не удалось. Но мы знали: сам найдется!

Мотя, оглядев нас, сказал:

– Корешок у них там запрятан… Надо спасать.

– Как?

– Не знаю, – Мотя пожал плечами. – Они, в общем-то, неплохие люди.

– Хорошие! – закричал сразу Бесик.

Мотя повторил:

– А может, и хорошие… Им, в общем, деньги нужны…

– Но они нас кормили, – напомнил Ангел. Сандра промычала, она считала, что Ангел прав.

– За сто тыщ можно и не так накормить!

– Серый! – спросил Шахтер. – Ты обещал им сто тыщ?

– Нет.

– А свидетели были?

– Какие свидетели?

– Ну, что ты не обещал!

– Еще не хватало! – заржал Бесик. – Какие же свидетели в таком деле?

– Тогда надо гроши отдавать.

– Сто тыщ?

– Этим жуликам? Сто тыщ???

– Да. Жуликам. Сто тыщ. Сами виноваты.

– Да мы виноваты в том, что проворонили Корешка!

– Вот и платите! Корешок стоит сто тыщ или не стоит?

– Он-то стоит… А эти падлы… Не стоят! – крикнул Бесик. Я увидел, как у него начинают от гнева белеть глаза. – Ты вспомни, – он обратился к Моте. – Ты сам говорил, как мы стреляли по портретам! Вот в кого надо палить! В этих фашистов! А сами! Нажрались, напились – обо всех забыли!

– Я Серого на толчке нашел! – выкрикнул Ангел, но никто не засмеялся. Все стояли мрачные, не зная, что предпринять.