Две головы и одна нога - Иоанна Хмелевская

Я поспешала успокоить викария, чтобы попусту не мучился.

– Из-за нее не переживайте, проше ксендза, я знаю эту подругу. Зовут ее Иоланта Хмелевская, она отлично знает о грозящей ей опасности и уже предприняла собственные меры. Улетела за океан. Звонила мне из аэропорта, чтобы и меня предупредить.

– Слава тебе, Господи!

– Ведь теперь и я тоже, проше ксендза, о многом догадываюсь. Правда, не имею ни малейшего понятия, кто кого убил и почему, но знаю о наличии аферы. Даже в свое время сама вывела аферистов на чистую воду, пропечатав о них в газете. А недавно узнала и фамилию самого афериста.

– Пани может мне ее назвать?

– Иреней Либаш.

Ксендз викарий закрыл глаза и страшно побледнел. Я было испугалась, но викарий уже пришел в себя, открыл глаза, и они переглянулись с ксендзом пробощем. Я ждала, может, что скажут, но оба молчали.

Молчание нарушила, естественно, я.

– Говорить дальше?

– Да, пожалуйста.

– Возможно, моя публикация нанесла их бизнесу ущерб, но, думаю, незначительный. И было бы последним идиотизмом за это предостерегать меня с применением голов, ведь любой нормальный человек при виде мертвой головы обязательно выйдет из себя. С другой стороны, они точно не знали, что именно Елена успела мне сказать и что написала в своем письме. Может, надеялись, что я и в самом деле перепугаюсь. В общем, в принципе кое-что я понимаю, кое-что знаю, но пользы мне от этих знаний никакой.

Оба ксендза опять переглянулись. Видимо, какое-то важное звено в преступной афере являлось тайной исповеди, и они не имели права знакомить меня с ним. Придется догадываться самой.

И я принялась рассуждать вслух.

– Ренусь мог напустить убийц на дядюшку, чтобы завладеть наследством, – выдвинула я первую пришедшую в голову версию. – Или на первого мужа своей жены. Нет, не подходит к Ренусю, не такой у него, судя по всему, характер. И тот факт, что связался с бывшим работником органов, тоже никаким боком к Ренусю не подходит. Скорей уж Ренуся собираются пришить, чтобы воспользоваться его богатством, ведь Ренусь слишком глуп, чтобы самому им распорядиться по-умному, приумножить и так далее… И любящая супруга одобряет эти планы… Нет, такое исключено, не связалась же она сама с Новаковским, есть же, в конце концов, какие-то границы, предел низости… Там обязательно затесался кто-то третий, а Новаковский может оказаться шантажистом-вымогателем…

Оба ксендза внимательно слушали меня, на их лицах ничего не отражалось. Я даже не обратила внимания на то, что в ходе дедукции назвала фамилии, которых на исповеди викарий мог и не слышать. Но вот где-то в самой глубине его глаз мелькнула искорка, и я поняла – нахожусь на верном пути. Наверняка викарий об искорке не догадывался, иначе, как честный исповедальник, поспешил бы закрыть глаза.

Итак, что-то в моих рассуждениях оказалось правильным. Пойдем дальше.

– Учитывая все сказанное выше… Попробую пообщаться с нормальными людьми, порасспрашиваю знакомых. С соблюдением осторожности, – добавила я, заметив, как беспокойно дернулся викарий. – Не буду явно ни во что совать нос… Ладно, поговорю и с полицейскими, может, приставят ко мне какую охрану, ведь я могу выступать в роли своего рода приманки…

О полиции я добавила только для успокоения ксендзов. Как же, стану я звонить, разбежалась! Завтра приезжает Гжегож, очень нужно, чтобы за мной всюду тянулся хвост. Дня через три, когда Гжегож уедет, может, и позвоню. А пока ограничусь тем, что на ночь стану запираться на цепочку.

Ксендз пробощ пошел на подсказку.

– Возможно, имело бы смысл подумать пани о прошлом, вернуться в более отдаленные времена, – мягко проговорил он. – Например, попытаться вспомнить, какими документами пани располагает. Ведь как часто человек сам не знает, что у него есть…

Обшарпанная черная папка… О Боже, не стану же я сейчас заниматься перетряхиванием барахла в чулане! С чуланом мне не справиться даже в здоровом состоянии, лошадиное здоровье требуется и здоровые ноги, сто здоровых ног! Если Гжегож прав, может, преступники и в самом деле знали, на что шли, рикошетом стреляя в меня. Очень неплохой способ заставить меня отказаться от всякой попытки рыться в чулане.

Викарий все еще слабым голосом жалобно произнес:

– А больше я ничего не могу сказать.

– Ты же сам попросил пригласить пани Хмелевскую, сынок, – мягко упрекнул его старший по званию. – Впрочем, думаю, и сказанного достаточно, пани о многом догадывается и теперь в ее силах избежать несчастья…

– Да, кстати! – вдруг вспомнила я. – Та подруга покойной, Иоланта, сказала, что отправила мне письмо. Возможно, и оно что-то прояснит.

Хорошо, что я вспомнила о письме. По лицу викария было видно, что упоминание о нем сняло тяжкий камень с его совести. Он глубоко вздохнул и опять переглянулся с пробощем, который тоже явно обрадовался.

– Остается надеяться, что в нем Иоланта ничего не стала скрывать! – обнадежил меня последний.

Я поблагодарила викария и решила избавить его от своего присутствия.

Пока ехала, вспомнила, что в телефонном разговоре с Гжегожем мы не уточнили, как он доберется из аэропорта до своего Константина. Ведь не на мафии же поедет! Аэропорт полностью оккупирован мафиозными таксистами, дерут они с пассажиров миллионы и не допускают никакие другие машины. На автобусе не поедет, это точно, а вот радио-такси я могла бы ему заказать. Впрочем, он может из Парижа и сам себе его заказать. Жаль, что такая возможность только сейчас пришла в голову, уже не успею связаться с Гжегожем. Но ничего страшного, сам догадается и наймет машину прямо в аэропорту Окенче, там оказывают такие услуги.

Успокоившись насчет машины, я занялась второй проблемой, связанной с Гжегожем, – своей головой. Есть две возможности: сегодня же сделать прическу в парикмахерской или завтра с самого утра заняться головой дома, вымыть и закрутить волосы на бигуди. К двенадцати успела бы высохнуть и потом целых три дня могла бы не думать о голове, парикмахерская же укладка никогда трех дней не выдерживала. Вот только нога проклятая… очень трудно сгибаться над ванной. К тому же утром может не оказаться горячей воды. Нет, не стану рисковать, сейчас прямо и зайду в парикмахерскую. Можно, конечно, и завтра с утра туда забежать, но, ручаюсь, по закону наибольшей пакости будет грандиозная очередь.

Вышеупомянутые проблемы вытеснили из головы и Ренуся, и ксендзов, и полицию, и все на свете преступные аферы. Подождут, сейчас у меня более важные дела.

Доехала до дома, вышла из машины, вошла в подъезд, поздоровавшись с вошедшей через второй выход соседкой, и сама вышла через него на противоположную сторону дома, где, в нашем же доме, размещалась парикмахерская.

Пока спускалась по пяти ступенькам с крылечка, все думала о прическе, решив, что с утра еще успею ее подкорректировать. Нафукаю «Виттелем» в аэрозоли и уложу феном, и чихать мне на воду! Может и вовсе никакой не быть.