Лето коронации - Маргарет Пембертон

Мэтью ощутил знакомое тягостное чувство под ложечкой. Ему не хотелось никого огорчать, но от перспективы стать продолжателем дела своего прадеда он впадал в уныние. Он мечтал заниматься тем, что ему по душе, по силам и уму.

Когда «Орион» зашел в порт Мадейра, молодой матрос по имени Хайме взял его с собой на берег. Любуясь экзотическим ландшафтом, серебристо-зеленой и почти фиолетовой растительностью, изумительными скалами и глубокими ущельями, Мэтью гадал, бывал ли здесь отец и видел ли он эти живописные повозки, запряженные волами, мощенные булыжником узкие улочки и причудливо одетых аборигенов, несших странных черных рыб. Они несли их, перекинув через руку, как плащ.

С Хайме Мэтью подружился, и однажды тот спас его от посягательств полуголого матроса, который проник ночью в их кубрик с неблаговидными намерениями.

Мэтью вздохнул и, прищурившись, взглянул на море. Заходов в порт не предвиделось до конца рейса. На палубе кипела работа, скоро и его позовут на помощь. Мальчик вдруг подумал, что в такую передрягу следовало попасть не ему, а Луке. И не потому, что Лука тяготел к морским путешествиям, а просто он вечно умудрялся влипать в скверные истории. Мэтью засунул руки в карманы коротеньких школьных штанов и поплелся к группе матросов. Интересно, догадывается ли кто-нибудь из родственников, что самый смышленый из сыновей в их семье не он, а Лука. Правда, успехами в школе брат не блистал, но ему все давалось легко и без труда. В школе Святого Озита, конечно же, следовало учиться Луке, а не Мэтью. Брат наверняка с радостью стал бы юристом и главой корпорации. Сам он на это не способен. Более того, он не желает угождать ни родителям, ни тетушке Деборе.

– Эй, амиго! – окликнул его Хайме. – Ступай на камбуз и помоги коку почистить картошку! Не обижайся, приятель!

Мэтью усмехнулся и пожал плечами: он не возражал против такого занятия и готов был выполнять любую работу на судне. Жаль только, мама и папа не знают, где он находится. Если бы Хайме одолжил ему денег, он смог бы отправить родителям телеграмму из порта. Тогда бы и ему, и им стало значительно спокойнее.

Иначе рассуждал капитан судна. В разговоре с Хайме он заметил, что Мэтью лучше не сходить на берег: так безопаснее для экипажа. Ну а когда мальчишка вернется домой и расскажет всем о своих приключениях, ему никто не поверит. Мало ли какие фантазии рождаются в голове у подростка?

Хайме доводы капитана не убедили. Он не был уверен, что по прибытии в Рио-де-Жанейро команда получит предписание вновь отправиться в Лондон. Такие истории случались и раньше. И что тогда ожидает его юного друга? Как с ним поступит капитан? Бросит его в Рио или возьмет с собой в Кейптаун или Лагос? Хайме не оставалось ничего другого, кроме как уповать на Бога.

Ярко-желтый «кадиллак» Джека взревел, сорвавшись с места, и помчался по площади в направлении пустоши. Джеку нравилась быстрая езда. Такой машины, как у него, не было ни у кого во всей юго-восточной части Лондона. И не случайно прохожие оборачивались и провожали его автомобиль изумленными взглядами. Но сейчас Джеку было не до того: из головы не выходила их ссора с Кристиной. Почему их отношения зашли в тупик? Ведь он ее любит, Бог тому свидетель! Джек сжал рулевое колесо так, что побелели костяшки пальцев. Он любил Кристину, однако обошелся с ней как с потаскухой. И когда он отпустил ее, она, униженная, растерзанная, растрепанная, стала поспешно собирать чемодан. Спустя четверть часа она выбежала из дома, и с тех пор он ее не видел.

Разумеется, он знал, где она находится. Это было известно всей площади Магнолий – в Гринвиче, у своей мамочки. Кто именно разнес сплетни – то ли Хетти, видевшая Кристину с чемоданом в руке, то ли кто-то другой, – Джек не знал. Впрочем, ему на это было наплевать. Он резко вывернул руль, сворачивая на узкую грунтовую дорогу, ведущую через пустошь к Гринвичу и к реке. Когда Кристина покинула дом, он был настолько потрясен тем, что натворил, что не побежал за ней следом. К тому же она наверняка бы устроила ему скандал с криком и слезами. Позже Джек попытался увидеться с женой, но ее мать, Ева, не пустила его даже на порог. Впрочем, чего еще ожидать от еврейки? Конечно, она горой встанет на защиту любимой дочери. Джек тогда страшно разозлился и на нее, и на Кристину. Но еще больше он проклинал самого себя. Ему бы давно следовало понять, что давить на Кристину бесполезно – она повидала в жизни и не такое. Джек заскрежетал зубами и убавил скорость, приближаясь к Гринвичу.

Кристине действительно довелось хлебнуть лиха. Она рано потеряла отца и брата. Их вытащили из горящего дома нацистские молодчики и застрелили у нее на глазах прямо на улице. О том, что пришлось ей вытерпеть от фашистов, Кристина никогда никому не рассказывала. Но случившееся с ней имело печальные последствия: бедняжка слегка тронулась рассудком. Он понял это по странному блеску в ее глазах с первого же взгляда и решил, что она станет его женой и он больше никому не позволит ее обидеть.

Наплевав на ограничительные знаки и сложности на дороге, Джек погнал автомобиль по главной улице Гринвича, в сотый раз коря себя за то, что нарушил собственную клятву и фактически изнасиловал собственную жену. И чего он этим добился? Ровным счетом ничего! На огромной скорости он миновал мясную лавку мужа Евы и затормозил напротив стандартного строения в георгианском стиле. Он надеялся, что на сей раз ему улыбнется удача и он уговорит Кристину вернуться домой. Тогда можно будет со спокойной душой заняться другими насущными делами. К примеру, подготовкой к открытию клуба в Сохо, а также к предстоящему бою Зака. И наконец, утрясти вопрос с Арчи и его бандой – эти головорезы сулили попортить кровь, если он не станет плясать под их дудку.

Поддаваться на шантаж Джек не привык. Находясь в самом мрачном расположении духа, он вышел из автомобиля и, перейдя дорогу, постучал медным кольцом о входную дверь. Открыла Ева, на сей раз, как ни странно, настроенная гостеприимно.

– Как дела, Джек? – любезно поинтересовалась она. – Я слышала, что у ваших соседей Эммерсонов неприятности?

Джек не желал обсуждать с ней чужие проблемы. У него хватало своих забот. Он шагнул в прихожую и сказал:

– Я хочу поговорить с Кристиной.

– Ее нет дома, – по-немецки ответила Ева, с беспокойством заглядывая ему в глаза. – Что случилось? Почему вы поссорились? Почему она уходит куда-то на целый день и возвращается вечером с синими кругами под глазами? Отчего не разговаривает ни со мной, ни с Джорджем?

Джорджем звали мужа Евы. Многие приятели завидовали ему, когда он добился ее руки. Джек их понимал. Даже в свои пятьдесят с небольшим Ева сохранила поразительную стройность фигуры и свежесть лица. Кристина унаследовала от нее изящество и хрупкость, высокие точеные скулы, безупречную кожу и аметистовые глаза.

Джек в нерешительности переступил с ноги на ногу: если Кристины нет дома, он предпочел бы уйти.

Ева коснулась темно-зеленого шейного платка, завязанного с элегантной небрежностью, провела указательным пальцем по краю овального выреза белого джемпера, чудесно сочетавшегося с прямой темно-синей гофрированной юбкой, и озабоченно спросила: