Посольство монахов-кармелитов в России. Смутное время глазами иностранцев. 1604-1612 гг. - Инесса Магилина

Естественно, что кармелиты не могли знать обо всех этих событиях. Но о настроениях шаха кармелитов предупредил Роберт Ширли, оставленный Энтони Ширли при дворе шаха в качестве заложника. К моменту описываемых событий Роберт Ширли находился в Персии почти десять лет[430]. По словам Р. Ширли, «Шах в течение четырех минувших лет не получал писем от папы и новостей от своих собственных послов, отправленных к императору». В действительности дела обстояли несколько иначе. В 1603 г. Аббас отослал обратно в Испанию Д. да Миранду и А. да Гувеа. Вместе с ними в Рим был послан Бастам Кули-бек. Посольство благополучно добралось до Рима, где персидский посол скоропостижно скончался. В октябре 1604 г. прибыло великое посольство Филиппа III во главе с доном Луисом Перейрой де Ласердой. Главная задача посольства заключалась в подстрекательстве Аббаса продолжать вести войну с османами, однако на переговорах поднимались и вопросы, связанные с двухсторонними отношениями между Персией и Испанией. В частности, обсуждался вопрос о статусе Ормуза. Посольство добиралось в Персию морским путем. Выехав из Испании в 1602 г., в Персию оно прибыло в конце 1604 г., правда, сначала де Ласерда заезжал в Гоа. Европейские новости, которые он привез, устарели. В 1605 г. в Испанию и Рим с ответным посольством был отправлен Пакизе Кули-бек[431].

Роберт Ширли также рассказал, что Аббас был серьезно расстроен новостями о заключении мира между императором и султаном и воспринимает это известие как предательство со стороны императора[432]. Эта информация помогла кармелитам своевременно оценить сложившуюся ситуацию и выработать правильную линию поведения. В Казвин кармелиты прибыли 14 ноября, а 20 ноября 1607 г. они прибыли в столицу – Исфахан. На первой аудиенции, которая состоялась 3 января 1608 г., глава миссии кармелитов о. Павел-Симон вынужден был выслушать горькие упреки шаха в отношении подписания мира между турками и императором[433]. Аббас даже не хотел брать в руки письма от императора, привезенные кармелитами и датированные 1604 г.

Преподобный Павел-Симон так описал состояние Аббаса: «Он (то есть шах) жалуется на это… Римский папа, император и король Испании подстрекали его различными способами объявить войну против Султана, обещая ему помощь и сделав то же самое. По их просьбе он сделал так и по сей день находится в состоянии войны. Тем не менее даже через несколько лет христианские принцы так и не сделали шагов в этом направлении: наоборот, в присутствии его послов (то есть Мехди Кули-бека с товарищами)[434] при дворе императора добились того, что сделало возможным достижение мира в результате переговоров между собой и султаном, и, заключив его, не сообщили ему (Аббасу) никаких новостей относительно этого. ‹…› Шах говорит, что христианские принцы обманули его и посмеялись над ним…»[435]

По сообщению о. Павла-Симона, в момент их прибытия при дворе шаха находились послы императора. Император считал, что следует сообщить шаху Аббасу о том, что мир с османами вынужденный и непрочный и что император будет вновь просить у рейхстага денег на продолжение войны. По утверждению В. Ляйча, этих послов отправил в Персию не император Рудольф, а ближайший сподвижник и советник эрцгерцога Матиаса кардинал Мельхиор Клесль[436]. Причем В. Ляйч отмечал, что беспокойство кардинала Клесля по поводу реакции Аббаса на события в Империи было столь велико, что он снарядил в Персию сразу два посольства[437]. По всей видимости, первое посольство должно было «информировать» шаха о заключении между императором и султаном «вынужденного и непрочного мира», а второе – приложить максимум усилий для того, чтобы шах со своей стороны не заключал мира с османами[438]. Озабоченность М. Клесля легко объяснить. Ситваторокский договор с османами еще не был ратифицирован. Султан откровенно шантажировал имперское правительство тем, что в любой момент начнет новые военные действия на венгерской границе. Венгерские сословия еще до конца не успокоились. Рудольф уступил венгерскую корону Матиасу, но при этом продолжал оставаться императором, который не собирался ратифицировать османско-имперский договор. В Праге хорошо понимали, что, если Аббас заключит с султаном даже перемирие, это развяжет османам руки и они вновь могут напасть на территории Империи.

Трудно сказать, насколько о. Павел-Симон разубедил шаха в предательской политике европейцев. Так или иначе, с прибытием в Персию посольства кармелитов начинается новая страница отношений между Аббасом и европейскими государями. Преподобный о. Павел-Симон быстро сумел составить картину изменений, которые произошли при шахском дворе за последние 4–5 лет. В своем отчете он писал: «…Все, что я могу сообщить Вашей Святости, – так это то, что король Персии очень силен и больше не имеет потребности в помощи христианских государей, потому что он собрал столь большую армию, способную и единолично уничтожить турок»[439].

Анализируя значение побед шаха и учитывая поступающие в его адрес упреки от султана за то, что шах истребляет мусульман, а не неверных, о. Павел-Симон высказал некоторые предположения, которые, по его мнению, должны были навести очень многих в Европе на серьезные размышления. «Если король Персии достигнет Средиземноморья или Константинополя, он может стать следующим «Бичом Божьим» для Святой Церкви, потому что он имеет все качества воителя редкой способности и исключительной проницательности: плохо иметь около себя соседа столь мощного и, кроме того, столь раздражительного. Если он должен будет заключить мир с османами, поскольку последние делали такое предложение несколько раз и на удовлетворительных условиях (для шаха), это было бы крушением Восточной Индии…»[440]