Берег мертвых незабудок - Екатерина Звонцова

другую, попроще, лошадную. Бросили принцессу наедине с мыслями и слезами. И вот теперь, выплакавшись, она разглядывала приближающийся замок Крапивы, такой белый на фоне лазурного моря, красивый, хотя и на треть разрушенный. Его чинили: латали фундамент дальней башни. И пахло здесь, кроме камня, морем и цветами. Удивительные запахи, учитывая, что еще недавно тут проливалась кровь, много крови… Маленькая принцесса вздрогнула и опять глянула на море, где, говорят, завелись разные твари: водные девы с яркими хвостами, громадные спруты, змеи, рыбины с наспинными наростами в виде островов. Интересно… сколько чудовищ прячется в ближних бухтах? И где руины того самого Первого храма? Впрочем, их ― черные обломки на дальнем мысе ― принцесса высмотрела быстро.

Раздался противный тягучий звук то ли горна, то ли еще чего-то, что принцесса привыкла называть не иначе как дудками. Ее приветствовали. Встречали. Наверняка ее будущий муж. А у нее глаза красные, вот стыд!..

Карета остановилась, шатнулась ― и принцесса торопливо начала вытирать лицо, взбивать локоны, расправлять платье. Ей было все-таки интересно, кого она увидит, какой этот «достойный человек». Она убрала со лба особенно упрямые волосы, надеясь, что они не засалились. Пощипала себя за мочки ушей, придавая им нежный оттенок. Улыбнулась, лишь капельку обнажив зубы, ― как учили дома. Дверца открылась, и зычный красивый голос заполнил собой все, как прежде заполняли тревога и печаль:

– Госпожа Ирис… что ж, с прибытием вас, надеюсь, хорошо добрались.

Перед ней стоял черноволосый молодой человек с синими глазами. Ему очень шли алый плащ, высокие ботфорты, толстые серебряные браслеты на запястьях, меч и пистолет на поясе. Кого-то он напоминал, но принцесса пока не поняла кого ― просто любовалась и глупо моргала, приоткрыв рот. Ей стало еще стыднее за красные глаза. Она задумалась, хорошо ли пощипала уши. Да и нос, наверное, распух…

Юноша улыбался, разглядывая ее с таким же любопытством. Он был старше приливов на семь точно ― и его вряд ли впечатлила девчонка со сбившейся копной белых кудрей. Маленькая принцесса почувствовала обиду на отца: мог бы и сказать, что «достойный человек» так красив и что ему надо соответствовать. Сейчас расстроится, пошлет обратно, как порченый товар…

– Вы ― мой муж? ― не удержавшись, спросила она без приветствия, забыв даже формально уверить, что прекрасно добралась. ― Скажите, вы…

– Пока нет, ― он рассмеялся. Ее обнадежило «пока», но тут же незнакомец добавил: ― Ваш будущий супруг в замке. Ему немного нездоровится, он страдает от морской хвори. Поэтому я встречаю вас. Мое имя ― барон Арнст ле Спада Ртуть. И я готов во всем вам помогать.

Когда он назвался, на ладони вспыхнула яркая алая роза. Маленькая принцесса кивнула в знак того, что поняла, и поборола желание притронуться к мерцанию кружевных лепестков: казалось, оно согреет не хуже каминного огня. Ле Спада церемонно продолжил:

– Я ― его временный советник. И ваш временный друг.

– Временный? ― тихо переспросила принцесса, вздохнув. Отчего-то стало горько, еще горше, чем было дома. ― Мило-то как…

– Говорят о моем назначении на пост… ― начал объяснять он, но она торопливо перебила, решившись зачем-то приоткрыть то, что чувствовала:

– Рада за вас. Просто временный друг ― это звучит грустно для человека, у которого нет постоянных.

И снова он улыбнулся, так, будто понял все-все. Склонившись, бережно подал руку.

– Я не люблю загадывать, вот и все. Но мне не жалко своей дружбы ни для кого, тем более для вас. Добро пожаловать в Ганнас.

Маленькая принцесса наконец улыбнулась в ответ: дрожащие губы растянулись сами. Захотелось сделать что-нибудь, чтобы эта дружба точно перестала быть «временной», захотелось умыться, сменить прическу, нарядиться и попробовать какую-нибудь местную еду. А невероятный Арнст, вздохнув и украдкой обернувшись, добавил:

– Дорогу еще чинят: ее разворотили стрельбой… карета здесь не проедет. Позвольте, я вас провожу, не хочется, чтобы в первый же день вы сломали ногу.

Она оперлась на его руку и вышла из кареты. Яркий свет, голубое небо и запах моря обрушились на нее ― вместе с красотой развевающихся по ветру иссиня-черных волос ле Спада. У нее даже закружилась голова, от всего сразу. А замок отца, хоть и был куда больше этого, начал вдруг вспоминаться как тесная темная клетка.

– Ух… как у вас здорово.

Она говорила вполне искренне. Она еще не была уверена, что приживется здесь, что полюбит мужа, даже что не умрет рано или поздно, как старшие сестры. Но пока ― так необъяснимо, так неожиданно ― ей начинало тут нравиться. Может, беспокойное сердце Короля-Атамана и его же бесконечная удача из всей семьи достались именно ей?

* * *

Эльтудинн сжал последнюю горсть праха в кулаке и бросил вперед. Ветер подхватил ее, понес над спокойным морем. Погребальный костер за спиной все еще полыхал, но жар его не мог обжечь: тело слишком замерзло, замерз и разум.

Пару сэлт назад среди ночи Эльтудинн проснулся от страшной боли ― точно все кости разом решили вдруг сломаться. Не понимая, что с ним, почти боясь, он несколько швэ лежал в темноте и просто смотрел в потолок. В голове вертелось: «Яд? Как с отцом?» Но мысль быстро угасла: отравлять пищу, воду или подушку, кажется, было некому. Больше некому. Эльтудинн смежил веки и подумал тогда, что дядину голову и еще несколько столь же повинных голов пора снять с острых наверший ограды, пора похоронить рядом с женами, ведь свое они получили, и не от него даже, а от своих же слишком амбициозных офицеров, устроивших в серале резню… но боль не ушла. Ее явно послали не Парьяла с Джервэ, требуя милосердия, и даже не Дзэд с Равви, взывая к чести мятежного графского наследника. Боль была иной.

«Это там. В Ганнасе», ― шепнул разум, и сердце застучало часто, неровно. Эльтудинн выдохнул, снова посмотрел в потолок, а потом, подняв руку, зачем-то прикрыл один свой глаз. Спохватился, опустил ладонь. Все в прошлом. Вальин Энуэллис справился с первой бедой: его подданные пережили холод, не погибнув от голода. Теперь Соляные земли оживали, персики, наверное, робко расцветали, в окрестностях зеленел виноград… Эльтудинн повернулся на бок, сдвинулся в угол кровати и уткнулся лбом в стену, чувствуя ее отрезвляющую прохладу. «Это в прошлом. Это не твой дом. Вот твой», ― мысленно напомнил он себе, а в следующий миг понял, что и эта мысль предосудительна,