С чужого на свой и обратно. Записки переводчицы английской полиции - Светлана Саврасова

В этом что-то есть.

А сколько замечательных друзей среди поляков нашлось в тюрьмах и следственных изоляторах, не говоря уже о больницах! Доротка, которая надавала пощечин неверному любовнику, и тот написал на нее заявление в полицию, потому что хотел выселить из квартиры; Марленка, ехавшая на машине без положеной страховки; дантист Вацек, который справлял малую нужду под фонарем на безлюдном пляже, потому что боялся в темноте испачкать новые брюки и который понятия не имел, что на фонарном столбе висит камера видеонаблюдения; Кристиан, отец которого погиб в автомобильной катастрофе на дороге нашего графства; Гжегож, который играл на аккордеоне на бульваре, не имея лицензии на артистическую милостыню; Петр, который поймал угря длиной на три сантиметра меньше, чем разрешено правилами, и не имел при себе рыбацкой линейки… От каждого из них мне пришло приглашение на ужин в сочельник. И для каждого мы с мамой печем традиционную для этого праздника польскую плюшку в шоколадной глазури под названием «афроамериканец», или по-старинному – «негритенок».

А сколько друзей я нашла в местах заключения среди русских? Ни одного. А сколько англичан-товарищей по работе пригласили меня на дринк? Человек двадцать, но в бар, а не к себе домой. К черту! Если дружить и праздновать, так только с поляками.

Видимо, что-то есть в том, что тем, кто едет из Лондона в Москву и из Москвы в Лондон, Варшава представляется конечной точкой маршрута.

«Хорошее – потому что польское!» – как твердил в свое время экс-премьер Кшиштоф Белецкий, нахваливая товары местного производства. «А может, и словацкое!» – добавлял каждый раз мой сын с ухмылкой. Потому что в этих мысленных путешествиях между Москвой и Лондоном легко ехать транзитом через Братиславу, Брно, Загреб или, скажем, прекрасное Сараево…

29. Сегодня я прощаюсь с Робертом. Он меня оставляет. Едет на Шри-Ланку.

Два года назад туда уехал мой любимый. Без предупреждения.

Я спросила по скайпу: Ты где? (sun)

Он ответил: На Шри-Ланке (flower)

Я спросила: Когда ты вернешься? (heart)

Он ответил: Не знаю (devil)

И даже не упомянул, что просто уехал туда жить. Вероятно, считает: где он живет и как долго – его личное дело. И я тут ни при чем. А если и будет приезжать, то в Европу, а не ко мне. И если вернется, то в Европу, а не ко мне.

Но при этом: I love u, I miss u (flower)

После такого фортеля мне уже неохота никого спрашивать: «Когда ты вернешься? Ты вернешься? В Европу?»…

Особенно когда кто-то едет на Шри-Ланку.

Год назад и сама туда ездила. Пробыла с любимым неделю и вернулась в Англию. Дольше я не была ему нужна. Жалею, что не купила двухнедельный тур. Сумел бы он все это время доказывать себе, что является исключительным любовником? Или скорее бы сдох?

Вернулась в Англию. Доехала из аэропорта. Поднялась на лифте. Зашла в квартиру… А в себя прийти до сих пор не могу.

Но от Роберта я такого не ожидала. Думала, что он более тактичен. Что ж, он всегда хвастается своей правдивостью. Как и мой любимый… Ну и доказывает это себе с помощью моих слез. Любимого я поймала на фуфле. Роберта еще нет. Дело времени?

Что ему стоило сказать: «Я еду в Индию»?

Зачем он едет на этот остров?

Я в отчаянии. Может, Роберт встретит там моего любимого?

Ведь в этом затянутом смогом Коломбо всего-ничего мест для белых людей: Barefoot, Gale Force Hotel, Gallo Cafе, Mount Lavinia… Роберт его сразу узнает, сто процентов. Я только раз его описала, а Роберт всегда слушает очень внимательно. Мой любимый – высокий, красивый, с хвостиком темных с проседью волос. Всегда опрятный и одетый по обстоятельствам. Очень спокойный. Впрочем, суть не в том, что спокойный, а в том, что не по-человечески терпеливый. Как будто знает все обо всех, знаком с содержанием каждого разговора и предвидит, что произойдет с каждым человеком, животным или насекомым в каждом уголке земного шара. И с этим своим терпением он пережидает бурную, запутанную, смешную в своей интенсивности жизнь, протекающую вокруг. Его терпение безупречно, но оно какое-то хищное, полное ловушек. Знаю про вас, знаю, мышки. Жду и жду, чтобы вы натанцевались, пока меня нет, но я тут. Сейчас-сейчас… Своим спокойствием он держит всех в напряжении. И это очень секси. Вначале.

Что сделает Роберт, если с ним встретится? Может, даст ему в морду? Хотя бы в воображении!

Нужно заплатить Роберту деньги. Пробую выписать чек, но слезы текут ручьями, и, как дождь по крыше, барабанят по чековой книжке. Роберт забирает ее, отодвигает в сторону, сажает меня к себе на колени и обнимает. Мне так хотелось бы поехать на Шри-Ланку вместе с ним! Встретиться с любимым… Да, мне без него плохо. Да, я по нему тоскую. Успокаиваюсь через силу, потому что мое время у Роберта кончилось. Я ведь не одна у него клиентка.

Мы договариваемся о встрече. В будущем. Через три недели.

Потому что Роберт сказал: я вернусь. Прости, я не хотел тебя ранить, но выбрал Шри-Ланку, потому что это дешево. Я в этом году уже второй раз еду в отпуск…

30. Работа полицейского переводчика имеет огромное значение для следствия и суда. Неопытный, недобросовестный или эмоционально неустойчивый специалист может, как говорится, потянуть одеяло на себя, то есть попытаться реализовать свое стремление выглядеть важной персоной, вместо того чтобы просто обеспечивать коммуникацию противостоящих друг другу сторон. Он может даже пытаться осуждать, судить и выносить приговор.

Переводчик может содействовать следствию или, наоборот, тормозить его. В крайнем случае он может даже совсем развалить дело.

Да-с, могу развалить любое дело! Вот ведь искушение.

Ведь никто, кроме меня, не знает оба языка. И каждый раз, когда я открываю рот, меня понимает только одна сторона конфликта гражданина с государством. Государство и не такое видывало и обладает всем необходимым опытом; эта мощная и уверенная в себе махарайка имеет столько власти – и силы, чтобы ее удержать – что так или иначе справится. Зато гражданин обычно испытывает стресс, страх, шок, да хоть бы и просто тяжелое похмелье; этого достаточно, чтобы подтолкнуть его в направлении, которое выберет переводчик на основании каких-либо собственных мотивов.

Зайдя в помещение, оснащенное магнитофонами, микрофонами, камерами, кнопками вызова и другими устройствами, я могу использовать слово «беседа», что помогает правонарушителю, успокоенному моей умеренной доброжелательностью, расслабиться и собраться с мыслями. А могу сказать «допрос» – и у бедолаги сразу встает перед глазами известный фильм с Кристиной Яндой. А если я еще придам голосу интонацию, характерную для холодной кагэбешной суки? Через минуту задержанный уже и своего имени не будет помнить.