Неупокоенные - Джон Коннолли

— В таком случае, по-вашему, он мертв?

— Я думаю, убит, — поправил меня Хармон. — Только за что, понятия не имею.

Вечеринка, если ее можно так назвать, выдохлась в начале одиннадцатого. Время я проводил преимущественно в компании Джун, Лета и Ньоко, делая вид, что слегка разбираюсь в искусстве (получалось не очень), и гораздо меньше с Джейкобсом и двумя банкирами, делая вид, что слегка понимаю в финансах (выходило тоже так себе). Джейкобс, народный писатель, был сведущ в высокорисковых облигациях и валютных спекуляциях куда больше, чем принято человеку из народа. Двуличность его была такая вопиющая, что по-своему восхищала.

Гости начали разбредаться по своим автомобилям. Хармон, несмотря на то что резко похолодало, стоял у крыльца и каждого отдельно благодарил за приход. Жена его исчезла, вежливо пожелав всем поочередно доброй ночи. Ньоко ее сердечностью охвачена не была, и я еще раз понял, что, демонстрируя показное безразличие, Лори Хармон не настолько уж отстранена от действительности, как то думает молодая азиатская американка.

Когда на выход засобирался и я, Хармон, обмениваясь рукопожатием, левую руку положил мне на предплечье.

— Передайте Ребекке, — сказал он, — что, если я что-то могу для нее сделать, пусть только даст знать. Очень многие хотели бы выяснить, что все-таки случилось с Дэниелом. — Лицо его омрачилось, голос сделался тише, и он добавил: — Причем не только друзья.

Я ждал, что Джоэл скажет дальше (загадочность прямо-таки картинная).

— В конце, прежде чем исчезнуть, Дэниел заметно изменился, — продолжал Хармон. — И дело не только в тех его невзгодах — случай с Муллером, откровения о насилии. Нет, там было что-то еще. Последний раз, когда я его видел, он о чем-то напряженно раздумывал. Может, это было какое-то исследование, но какое исследование могло человека так потрясти?

— Когда вы его в последний раз видели?

— С неделю до того, как он пропал.

— И он никак не намекнул, что его может тревожить, волновать, помимо тех его известных трудностей?

— Никак. Просто такое сложилось впечатление.

— Почему вы, интересно, не сказали мне об этом у себя в кабинете?

Джоэл метнул на меня взгляд, ясно говорящий, что в своих решениях он никому не отчитывается.

— Я обстоятельный человек, мистер Паркер. Шахматист неплохой. Потому, наверное, и бизнесмен из меня вышел недурственный. Я давно усвоил, что пауза на обдумывание перед очередным ходом всегда окупается. У себя в кабинете я не очень-то хотел ассоциировать себя с Дэниелом Клэем; думал, хватит уже. Да, он был мне другом, но после всего, что произошло, после всех этих слухов и шепотков насчет насилия я решил, что лучше бы мне все же от него дистанцироваться, отмежеваться.

— А теперь вы взяли и передумали.

— Не совсем. Частично я все еще подозреваю, что ничем хорошим ваше вынюхивание не завершится, но если оно раскроет о Дэниеле правду, развеет подозрения, а заодно и подучит уму-разуму его дочь, то вы, может статься, докажете мою неправоту.

Он высвободил мою ладонь и убрал руку с предплечья — дескать, сделка совершена. У нас на глазах с парковки на проезд медленно, толчками выруливало авто писателя — старый «Додж», грузовик, на котором он сейчас неуклюже маневрировал, как на тяжелом танке. Между тем было известно, что у себя в Массачусетсе Джейкобс — этот человек из народа — ездит на «Мерседесе», а апартаменты у него красуются под Гарвардом. Хармон лишь с усмешкой покачал головой.

— Вы сейчас упоминали про «других», кому небезынтересно, что случилось с Клэем, — помимо друзей и знакомых.

— Да, — глядя мимо меня, сказал хозяин вечера. — Не секрет, что есть такие, кто полагает, будто Дэниел участвовал в каком-то сговоре о насилии над детьми. У меня у самого двое детей. Уж я-то знаю, как бы я поступил с теми, кто осмелился бы на них посягнуть, или с тем, кто б допустил такое со стороны других.

— И как же именно, мистер Хармон?

Он через силу отвел взгляд от все более панических попыток писателя совладать с поворотом без помощи «гидрача».

— Я бы его растерзал, — ответил он так запросто и обыденно, что я в этом ни на секунду не усомнился. И вообще я понял, что, несмотря на все свое бонвиванство, на изысканные вина и броские картины, Джоэл Хармон — человек, который неминуемо сокрушит любого, посмевшего встать у него на пути. А еще мне на секунду подумалось, не был ли такого же склада и Дэниел Клэй, и так ли уж бескорыстен был интерес к нему Хармона. Прежде чем я успел дать этой мысли мало-мальский ход, к нам подошла Ньоко и что-то прошептала Джоэлу на ухо.

— Ты уверена? — спросил он.

Она кивнула.

Хармон с неожиданной резкостью окликнул разошедшихся но машинам гостей, чтобы они остановились. Ученый сморчок Рассел похлопал по капоту писательского грузовика: дескать, глуши мотор. Джейкобс, похоже, был только рад.

— Кажется, где-то у нас в саду нарушитель, — сообщил он гостям. — Так что лучше будет, если вы все зайдете на минутку в дом: осторожность не помеха.

Все послушно потянулись ко входу, хотя писатель что-то недовольно бурчал: вероятно, он сейчас собирался разродиться еще одним верлибром, который ему именно сейчас, прилюдно, не терпелось выплеснуть на бумагу, иначе стих будет утерян для потомков (или это он так пытался скрыть неловкость от того, что обмишурился с элементарным выездом на дорогу). Все скопились у Хармона в библиотеке. Джейкобс и художница подошли к одному из окон и смотрели оттуда на пространство ухоженной лужайки с тыльной стороны дома.

— Что-то я никого не вижу, — сказал верлибрист.

— Может, от окна лучше отойти? — пугливо спросила Лето.

— Он нарушитель, но не снайпер же, — заметил Рассел.

Судя по виду, художницу он не убедил. Джейкобс ободряюще возложил ей на плечо руку и уже не снимал. А та не возражала. Вот ведь как оно у поэтов: есть женщины определенного склада, которые от предчувствия внутренней рифмы тут же сомлевают.

Шофер Джоэла, а также мажордом и гувернантка жили в пристройке. Официанты, сбившиеся в стайку, как испуганные голуби, были наняты только на вечер, а повар — вернее, повариха — жила в Портленде и каждый день курсировала до дома и обратно. В помещение вошел шофер по имени Тодд, неброско одетый в джинсы, рубашку и кожаную куртку. При нем был «смит-вессон» — девятимиллиметровый, с помпезной никелировкой, но, судя по тому, как Тодд его держал, он знал, как с ним обращаться.

— Не возражаете, если я примкну? — спросил я у Хармона.

— Нисколько, — откликнулся он. — Речь наверняка о пустяке, но все же лучше подстраховаться.

Мы прошли на кухню, где у раковины, тревожно глядя в небольшое окно, стояли повариха с гувернанткой.

— Ну, что за шум? — осведомился хозяин дома.