Взгляд василиска - Иван Оченков

Впрочем, бой еще был не закончен. На «Иосино» поняли что «Новика» им не догнать решили предпочесть синицу в руках, журавлю в небе и развернулись, желая вместе с «Касаги» добить «Боярина». Тем больше было удивление японского командира, когда он увидел что навстречу ему идет внешне невредимый русский крейсер. Поначалу он даже не сообразил что это «Боярин», дав обнаглевшему великому князю подойти на короткую дистанцию и лишь когда тот начал пристрелку убедился в своей ошибке. Впрочем, на этот раз фортуна изменила русским артиллеристам. Единственное попадание случилось в самом начале, когда летевший с перелетом снаряд навылет пробил трубу эльсвика. Зато тот в ответ разбил шестидюймовым снарядом на русском корабле кормовую штурманскую рубку, а его осколки выкосили расчет ютового орудия. Затем последовало еще несколько попаданий и близких разрывов, но к счастью малокалиберными снарядами. Возможно, дело кончилось бы плохо, но Эссен, увидевший, что японец возвращается, также развернул своего «Новика» и пошел на выручку своему товарищу. Увидев мчащийся к нему на всех парах русский крейсер, японцы не стали далее искушать судьбу и вышли из боя.

Вернувшиеся в Порт-Артур победителями наши герои застали на рейде совершенно безрадостную картину. Год вооруженного резерва не прошел для эскадры даром и учения едва не закончились трагедией. Броненосец «Севастополь» имея ход в десять узлов, въехал в корму «Пересвету». Адмирал рвал и метал и лишь известия о бое крейсеров несколько отвлекли его. Вызвав к себе Кроуна и Эссена, он приказал «Боярину» с «Внимательным» сходить дозором к «Голубиной бухте», а эскадре отправляться на внутренний рейд.

Получив приказ, великий князь, поднял сигнал «следовать за мной» и направил крейсер с миноносцем в указанном ему направлении. Пользуясь небольшим затишьем, Алеша пошел проведать раненых. Только тут он понял, насколько тяжело дался «Боярину» этот бой. Один из тяжелораненых был целиком забинтован в окровавленные бинты. Другой с разбитой головой бредил никого не узнавая. Третий надышался газами от взрыва «шимозы» и лишь хрипел. Остальные были ранены легче и, узнав командира, пытались встать, и ему пришлось приказывать им не двигаться. Тут очнулся от эфира один из неувиденных им до сих пор тяжелораненных и, показывая командиру культю, жалобно спрашивал:

— Как же так, вашескородие, я же плотник…?

Наконец находиться там стало невмоготу, и великий князь поспешно вышел вон. Заметив его ретираду, судовой врач тотчас бросился за ним.

— Вам нехорошо, ваше императорское высочество?

— Нет, что вы, все в порядке, не стоит беспокоиться, — забормотал начавший приходить в себя Алеша.

— В первый раз? — понятливо спросил эскулап.

— Да, — со вздохом ответил тот, — но, кажется, пострадавших не так много?

— Убитые там, в душевых, — по-своему понял его врач, — однако вам не стоит туда ходить. Знаете что, ступайте к себе в салон и выпейте хороший фужер коньяку.

— Пожалуй, — мотнул головой великий князь, — а вы возвращайтесь к раненым. Вы им нужнее.

— Разумеется, — наклонил он голову и удалился.

Однако Алеша не стал спускаться к себе в салон, а вернулся на мостик. Ему было просто необходимо оставаться на людях, но так чтобы его никто ни о чем не спрашивал. Семенов бросил на великого князя мимолетный взгляд и перевел его в сторону моря. Крейсер как раз обошел мыс «Ляотешань» и повернул на норд. Справа по борту показался вход в «Голубиную бухту». Противника нигде не было видно и можно было возвращаться, но пришедший в себя командир решил, что бухту надо осмотреть внимательнее и послал туда миноносец. «Внимательный» тут же двинулся исполнять распоряжение и вскоре наткнулся на любопытную картину. В глубине бухты качался на воде брошенный миноносец «Внушительный», а его команда во главе с командиром лейтенантом Подушкиным находилась на берегу. Как оказалось, они вместе с «Бесстрашным» находились на задании в заливе «Цзинь-Чжоу» задержались там до утра, а с рассветом были застигнуты японскими крейсерами. «Бесстрашный» оправдывая свое название, бросился на прорыв, и не смотря на сильный огонь неприятеля, прорвался в Порт-Артур. Подушкин же, решив, что он отрезан, спрятался в бухте и, свезя команду на берег, сделал вид, что его тут нет. Узнав об обстоятельствах дела, великий князь пришел в ярость. Пока одни не щадя своей жизни, подобно недавно погибшему «Стерегущему», дрались с превосходящим противником, другие при первой опасности бросали свои корабли и прятались на берегу. Особенный гнев у Алеши вызвало то, что миноносец находился на глубокой воде и любой японец мог беспрепятственно взять его на буксир и утащить, или расстрелять как в тире. Приказав команде «Внушительного» немедленно возвращаться на корабль и разводить пары, он велел доставить Подушкина на крейсер и подвергнуть аресту. Лишь к вечеру им удалось пройти на внутренний рейд и бросить якорь у своей бочки.

К удивлению великого князя, на берегу его дожидался князь Микеладзе с несколькими жандармами. Любезно улыбаясь, ротмистр поднялся на борт и поприветствовал собравшихся там офицеров.

— И вам не хворать, Александр Платонович, — отвечал ему Алеша, — а вы верно за Подушкиным?

— За Подушкиным? — удивился жандарм, — нет, уважаемый Алексей Михайлович, ни про какого Подушкина я ничего не знаю! Я к вам за китайцами, которых вы давеча сняли с джонки. Тех, что Эссен снял с парохода я уже забрал, только вот ваши и остались. Впрочем, чтобы сделать вам приятное я готов и забрать и Подушкина.

— Тьфу ты, пропасть! — чертыхнулся великий князь, — а я уж и забыл про тех китайцев. Владимир Иванович, голубчик, распорядитесь.

— Сей момент, — громко ответил Семенов и, подойдя к Алеше, горячо зашептал ему на ухо. — Алексей Михайлович, никак нельзя отдавать Подушкина жандармам. Напишите на него рапорт командующему, пусть его сукина сына отдадут под суд, пусть даже расстреляют или разжалуют как Сарычева, но не отдавайте его жандармам. Офицеры эскадры никогда этого не поймут и не простят!

— Пожалуй, вы правы, — вздохнул тот, — что-то сильно он меня разозлил…

— И не говорите, — подхватил старший офицер, — сам бы его утопил, подлеца, да нельзя-с!

Тем временем, на палубу вывели задержанных китайцев. Микеладзе довольный как кот, увидевший полную миску сметаны, обошел их со всех сторон. Потом сделав бесстрастное лицо, что-то негромко спросил крайнего, а когда тот ничего не ответил, коротко без замаха двинул под дых. Командовавший караулом мичман Берг попробовал было возмутиться, но застыл на полуслове. Улыбающийся жандарм держал в руках ловко оторванную им фальшивую косу китайца.

— Ну вот, господа, прошу любить и жаловать, японский шпион! — немного ерничая, обозначил поклон грузинский князь. — И не смотрите на меня так юноша, на лазутчиков требования Гаагской конвенции не распространяются. А если бы этот фальшивый китаец проник в Порт-Артур, от него вреда бы было больше, чем от иного броненосца. Вот так то!

Когда караульные, подталкивая арестованных прикладами стали их выводить с крейсера, разоблаченный японец вдруг поднял голову и широко улыбнулся. Впрочем, шедший за ним унтер тут же пихнул его в спину и тот только что не кубарем покатился по трапу. Если бы вместе с Алешей был его камер-лакей Прохор, он бы возможно признал в лжекитайце сдавшего ему дом господина Генри Вонга, но сам великий князь никогда его не видел, а остальные офицеры не слишком приглядывались к разоблаченному лазутчику.