Экспансия - Вадим Денисов

Темно уже на реке.

— Дед, ты флаг подсвети!

Щелк, включилась «елка новогодняя», «Дункан» засветился уже полной иллюминацией, а не только навигационными огнями, вспыхнул верхний прожектор-искатель, луч двинулся по берегу.

— Ближе подхожу, смотрите в оба, — объявил дед.

Трое мужчин выстроились на берегу в ряд. Самый высокий наклонился и положил лук в лодку. Что-то кричат? Эх ты, как живо нас встречают!

— Затанцевали, — отметил вставший рядом Гоблин.

АКМ у него в руках, как и у меня. Этого пока достаточно, Клим не у дел.

— Ну и кино же мы за день посмотрели, — поделился я впечатлениями с другом. — И с африканцами, и с индейцами. А я еще Демченко завидовал…

«Дункан» все ближе к берегу, все медленнее его ход.

И тут мы услышали, что орут хором эти индейские люди, подпрыгивающие на неведомом лесном берегу:

— Русиш! Русиш!

— Камраден! Геноссе!

Гоблин убрал автомат вниз.

Я тоже.

— Это ты, Кастет, правильно сказал. Кино. И немцы.

Повидали мальчики — храбрые солдаты —

Волгу — в сорок первом,

Шпрее — в сорок пятом,

Показали мальчики за четыре года,

Кто такие мальчики нашего народа.

Игорь Карпов. Мальчики

Сталкер «Кастет», страж фронтира, воин-интернационалист, международный «оборзеватель»

Германия — дождливая страна, скажу я вам.

Целый день льет дождь. А как «Дункан» ушел, так зарядило конкретно. А на улице март, и дождик, льющийся из низких серых туч, воспринимается жестко, желания выходить под него не возникает. Разве что если надеть длинный кожаный плащ черного цвета и фуражку — тогда можно, тогда чувствуешь себя актером исторического кинофильма, выполняешь задачи, поставленные режиссером. Режиссер командует, мокрая девица с хлопушкой убегает под зонт и клетчатый плед, старинные пленочные камеры начинают тарахтеть, и ты — пошел! И вот идешь в кадре, а бедные немецкие горожане, перекидывающие битый «летающими крепостями» кирпич домов, шипят тебе в обтянутую черной лайкой спину: «Ну, тварь…»

А ты внутренне улыбаешься, на морде — неподвижность противотанковой надолбы, ибо есть ты, в жуткой тайне, не тварь вовсе, а советский разведчик Владимир Лутин, надежда Ставки, любимец Верховного. Потому улыбаешься — и фланируешь себе дальше по Унтерден-Линден.

Я зажмурил глаза, и мне показалось: вот открою их, а внизу, на брусчатке — так и есть, фигура германского офицера в таком вот плаще и фуражке. Постоит гитлеровец под дождем, посмотрит на швейцарские часы, потом на серое небо Берлина, вздохнет и подойдет к своему «хорьху». Водила в серой форме выскочит, услужливо сработает задней дверью, автомобиль пыхнет на угол дома выхлопом и, чуть покачиваясь на крупных камнях брусчатки, покатит к воротам крепости…

Режиссер у нас известный — Смотрящие, камеры тоже есть, хотя их модель и принцип работы нам неведомы.

Ну и кино есть, вы уже знаете какое.

Дождь то грубо хлещет, то осторожно шелестит по кровлям немногочисленных зданий крепости, моет стены из серого гранита, стекает по еле выраженной линзе замковой площади к стокам, собирается там и покидает цитадель, спеша к реке.

Я сижу на грубом самодельном стуле возле окна донжона, выходящего во двор, — перешел сюда, когда мне надоело смотреть на медленно текущую реку и густой темный лес на той стороне.

У нас заседает Штаб: что-то давненько их не было.

Штаб и полный дурдом с самого утра. Все не выспались: сколько удалось выкроить на перезагрузку — час, два?

По двору крепости периодически пробегают люди, шагом никто не передвигается, и дело тут не в дожде — у всех задачи, У всех адреналин кипит. Приказы Штаба не успевают генерироваться, как их тут же начинают исполнять. Дисциплина у немцев отменная.

Сижу, обсыхаю, а точнее — отогреваюсь. Мокрый был, как черт.

Камин шпарит как адское жерло, дров немцы не жалеют, огненная пещера в обрамлении дикого черного камня трещит и щелкает искрами… Часть одежды из запасного комплекта переодел, что-то дали немцы. Вообще-то не мое это дело — по таким скатам лазить, на то у нас в группе специально обученный Монгол есть. Но далече от нас сейчас этот потомок Чингисханов, приходится мне рисковать своей драгоценной жизнью. Под холодным злым дождем, между прочим. Короче — сделали, антенна на крыше донжона стоит. Провозились долго, имеем практически предел дальности, поэтому собирали резонансную антенну, которую и ориентировали на Замок. Вместе с немцем я «арбайтен» оперативно назначенным на должность радиста. Радист пошел переодеваться.

Генератор запустили, Гоблин крутит клеммы, ставит блок связи в закрытом телефонном режиме, запитывает «Северок».

Рядом с ним сидит Рольф Холландер, матерый профессиональный вояка, капитан 232-го горного батальона 23-й бригады альпийских стрелков, из города Бишофсвисен. Тот еще волосан. Почти копия нашего Гонты. Повоевал и в Сомали, и в Афгане. Во многом именно наличие такого волкодава уберегло анклав от полной потери жизнеспособности. На нем — армия германцев, он ее и организовал, в общем-то.

Такой же жилистый и «плетеный», как Сомов, но Мишка выше немца на полбашки. По-русски говорит, хоть и не на «пять», но почти все понимает, и мысль выражает внятно, даже с юмором. Как оказалось, у немцев с русским нормально, есть выходцы из ГДР, которые еще помнят Родину, так что проблем не имеем.

Наше знание немецкого — туши свет. Мы ж гордые русские люди, языков не учим, даже если их вбивают плеткой. Как только зашли, Гоблин выдал единственное, что помнил из школьного курса, бодро сказав фрицам: «Юбераль кенте манн роте фанен зеен!» Чем вогнал их в задумчивость…

С Гоблином Рольф скорешился на раз.

Мишка сидит в любимой вэдэвэшной майке, немец — в черной. Но Рольф всего лишь капитан, а Гоблин — целый старшина, пенделем выгнанный из «Войск Дяди Васи» за мордобойство какого-то старлея. Изгнанный прямиком в братки: а куда б он еще пошел с такими данными и умениями? Правда, потом Сомов остепенился, занялся художественной керамикой, в смысле санфаянсом — унитазами начал торговать, магазин завел. А теперь вот опять в душегубцы обратился.

У обоих есть партаки. У Мишки на сгибе локтя надпись: «Крови нет, один чифир». Немец попросил уточнить — что есть «чифир»? Чаю в Германии нет, пьем наш, из судовых запасов, берлинцы им никак напиться не могут. Так что чифир изобразить нельзя: расточительно.

Рольф продемонстрировал свою интернациональную татуировку: «Killing is not Murder» — умерщвление не есть убийство, типа… А че, философия. Но Гоблин не сдался и показал еще одну, сделанную на загривке: «А тебе дорога вышла — бедовать со мною, повернешь обратно дышло — пулей рот закрою». Тут мне с поясняющим переводом пришлось потрудиться.