Милый Эдвард - Энн Наполитано

– Я мог бы просто вывалить все на Луизу, – говорит он. – Она бы тронулась от счастья. Проклятая баба всю жизнь гоняется за моими деньгами, а я бы мог просто преподнести их ей на блюдечке.

На другом конце провода повисла пауза. Сэмюэлс был и адвокатом Луизы, и поэтому ему нужно соблюдать профессиональную осторожность.

– Как скажешь, Кокс. Я предупрежу Эрни.

Теперь, когда Криспин с благодарностью опускается на свое место и видит капли дождя, стекающие по иллюминатору, он отчего-то соотносит их со своим состоянием, утекающим в никуда. Скорбно то, что деньги не имеют смысла без привязки к нему. Это просто бело-зеленые бумажные прямоугольники, на которые Криспин разменял свою жизнь, в которые вложил всего себя. Он бы с удовольствием позлил Луизу еще, но она не нуждается в деньгах, а подачка ничуть не изменит ее повседневную жизнь. «Нельзя питаться лучше, чем ты питаешься сейчас», – как-то раз сказал один из его друзей. Что ж, они с Луизой питаются просто отменно.

Его всегда волновали собственные деньги, и Криспин прилагал все усилия к тому, чтобы зарабатывать еще больше. Цифры имели для него огромное значение вплоть до утреннего звонка адвоката. Если эта часть его ушла, то что осталось? Парнишка по другую сторону прохода стучит по клавиатуре так, будто каждый удар будет иметь значение. А может, и будет, может, и имеет.

Может.

Боль – это тяжелые мраморные шарики, перекатывающиеся внизу живота. Надо было взять детей в поход, когда они просили, засыпая, думает он.

Брюс потирает голову – нервный тик, который он отрицает, потому что в точности знает, когда тот должен начаться, а сейчас не время, – и встает.

– Хочу повидаться с вашей мамой, – говорит он сыновьям. – Ведите себя хорошо.

– Пап, нам не пять лет, – возражает Эдди.

– Передай ей спасибо за десерт, – присоединяется Джордан. – Но в нем было молоко, и я отдал его Эдди.

Брюс вздыхает, потому что во сне, который он только что видел, Эдди было пять лет. Мальчик сидел у него на коленях, на диване, а Брюс читал ему «Винни-Пуха». Эдди прислонился к груди отца, и Брюса наполнило ощущение силы – полное доверие, и отсутствие границ, и тяжесть тела его сонного сына, – вот что делало родительство действительно важным опытом.

Брюс прочел Эдди эту книгу двенадцать или тринадцать раз, от начала до конца. Знал, что все дети любят повторения, но Эдди любил их больше всех. Научившись читать, он почти каждый вечер читал про себя «Винни-Пуха» и бесчисленное количество раз пересматривал «Книгу джунглей».

– По крайней мере, у него хороший вкус, – говорила Джейн, когда Брюс беспокоился, что сын не читает других книг. – И он любит классику.

Двенадцатилетний Эдди превратился в худощавого ребенка с тонкими конечностями. Он больше не пухляк. Он не очень-то любит обниматься, а в объятиях отца чувствует себя как молодое деревце, сломленное стихией. Бить пальцами по клавишам – вот повторение, которое теперь нравится Эдди, и он больше не хочет, чтобы отец читал ему.

Брюс отодвигает занавеску первого класса и видит, что место рядом с Джейн пустует.

– Садись, – говорит она. – Я не знаю, куда он пошел.

Брюс опускается рядом с ней.

– Этот парень выглядит не слишком хорошо, – говорит он, указывая на старика, спящего через проход.

– Очевидно, он какой-то известный магнат.

– Магнат, – говорит Брюс и улыбается. – А зачем ему летать пассажирским рейсом? Будь я магнатом, у меня был бы свой самолет.

– На самом деле он обманщик и мошенник. И я уверена, эти же слова подойдут под описание моего соседа.

– Как продвигается сценарий? – как бы невзначай спрашивает Брюс. Он хочет поговорить, а не ругаться. Сидя в глубине экономкласса, он скучает по жене.

Похоже, она, как обычно, чувствует, о чем он думает.

– Прости, – снова говорит она.

Кладет руку поверх его и сжимает. Брюс ощущает ее мягкую кожу: он злится, но в то же время понимает, что любит ее. Ему потребовались годы, чтобы смириться с отсутствием логики в их отношениях. Потерянность, плюс плохое настроение, плюс ее особенная улыбка равно уколу радости в его животе. Он надеется, что мальчики тоже найдут эту несбалансированную логику в своем будущем. Брюс вспоминает выражение лица Джордана в китайском ресторане и на мгновение задается вопросом, возможно ли, что его старший сын уже нашел ее. Но затем он отгоняет эту мысль как абсурдную.

– Что? – спрашивает Джейн. – Прошу тебя, думай вслух.

– Мы должны записать Эдди в школу искусств Колберн в Лос-Анджелесе.

Джейн вскидывает брови:

– Неужели?

– Разве ты не согласна?

– Да, конечно. Я думаю, что он талантлив, и он любит пианино. Но это меняет его учебный план.

– Не совсем. Я все равно смогу следить за его успеваемостью по математике и истории.

– Джордану будет одиноко.

– Я знаю. Надо что-то придумать. Может быть, ему понравится проводить время один на один со своим отцом.

Это шутка, но они оба понимают ее и не утруждают себя улыбкой.

Джейн кладет голову ему на плечо.

– Где этот парень? – спрашивает Брюс.

– Он, наверное, выслеживает стюардессу. Кажется, он влюбился.

– Она хорошенькая? – Мужчина пытается представить себе эту женщину и вспоминает тугой пучок волос, но больше ничего.

Джейн прищуривается:

– Ты правда не заметил?

Он кивает на ее компьютер:

– Ты уже закончила?

Он слышит разочарование в собственном голосе и знает почему – ему хочется стать лучше. Стать лучшим мужем, лучшим мужчиной.

Джейн выпрямляется и смотрит на экран. Страница слов выглядит вполне похожей на сценарий.

За всю свою карьеру Вероника делала это дважды. У нее не было подобной привычки, но был удачный опыт. Она говорит Марку, чтобы тот через десять минут зашел в левую кабинку туалета, расположенную в хвосте, – самую дальнюю и скрытую от чужих глаз. Когда она видит, что он выполнил ее инструкции, Вероника зажигает знак «пристегнуть ремни», чтобы удержать как можно больше людей на своих местах. Затем она включает верхние динамики на максимальную громкость, наполняя воздух статичным жужжанием. Пассажиры смотрят на потолок, где находятся динамики. Она убирает шум и ныряет за Марком.

Пространство настолько тесное, что она и Марк сразу же прижимаются друг к другу. Дверной замок активирует освещение и вентиляцию, и они оба оказываются залиты флуоресцентным светом. Тыльная сторона коленей Марка прижата к краю унитаза. Пахнет на удивление хорошо – вентиляция делает свою работу.

– Никаких разговоров, – шепчет Вероника.

Марк обхватывает ладонями ее затылок, а его пальцы впиваются в пучок. Вероника слегка задыхается от собственного голода. Она хочет вытащить заколки из волос, но ей нужно вернуться на работу в течение шести минут, иначе ее точно хватятся, и она должна выглядеть точно так же, как когда вошла сюда.