Неснятое кино - Виктор Шендерович

Сквозняк хлопнул створкой окна. Ворвавшийся ветер сорвал фотографии с подоконника и бросил их на открытую спираль рефлектора. Через секунду бумага начала темнеть…

– Кажется, берет, – сказала ассистент.

Смутная, почти счастливая улыбка осветила лицо человека в операционной. Сознание начало покидать его.

…Бумага вспыхнула, язык пламени прожег радостное лицо Лики на фотографии.

…Человек на операционном столе лежал неподвижно.

Пылали окна замка.

Горели фотографии Лики, упавшие на рефлектор.

С., спотыкаясь, бежал по старинной аллее. За ним, оскалив зубы, гнался огромный рыжий конь.

Фотографии горели, и горел замок.

Конь приближался.

Пламя жадно лизало фотобумагу.

Конь, храпя, настигал С.; оборачиваясь на бегу, тот видел уже в нескольких метрах от себя развевающуюся рыжую гриву и оскаленные зубы.

Сквозь дым, восходивший над рефлектором, было видно в проеме окна исчезающее куда-то за ребра крыш солнце. Женская тень легла на освещенную закатом стену приемного покоя.

Конь настигал С. Бешеный глаз навис над бегущим, обрушились сверху копыта, и наступила тишина.

Последняя фотография, догорев, просыпалась в рефлектор кучкой серого пепла. Женская тень, качнувшись на розовой от заката стене, исчезла в проеме дверей.

Столбик пепла упал в раковину: хирург курил, сидя на подоконнике. Он поднял глаза – в дверях операционного блока стояла молодая женщина. Это была Лика.

Молодая, такая же прекрасная, какой была на сгоревших фотографиях, но будто бы только очнувшаяся от тяжкого сна, она стояла, не отрывая взгляда от стола в глубине операционной.

Она смотрела туда, где еще недавно боролся со смертью – ее смертью – С., а теперь недвижно лежало на столе его накрытое простыней тело.

– Сюда нельзя, – сказал хирург.

С. лежал у самого окна. А за стеклом, уже безразличный к происходящему, сидел ворон. Потом он толкнулся сильными лапами и полетел.

Он летел через северный русский город, над сеткой проводов и цинком крыш…

… пересекал океан…

… парил над доками Балтимора —

и в такт его полету шли последние титры фильма:

«В СВОЕЙ АВТОБИОГРАФИИ ЭДГАР АЛЛАН ПО ПИСАЛ, ЧТО ДВА С ЛИШНИМ ГОДА ПРОЖИЛ В РОССИИ, В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ. ОДНАКО БИОГРАФЫ ДОСТОВЕРНО УСТАНОВИЛИ, ЧТО ЭТО – МИСТИФИКАЦИЯ АВТОРА.

ЭДГАР ПО НИКОГДА НЕ БЫЛ В РОССИИ».

1993

Не открывая глаз, я нашарил трубку:

– Алло!

– Доброе утро, Виктор, – сказала трубка. – Это Эльдар Рязанов.

Вам утром звонил Эльдар Рязанов? И мне раньше не звонил. Поэтому я, разумеется, сразу проснулся.

– Виктор, – сказал из трубки приятный голос Эльдара Александровича, – я прочел вашу пьесу. Хорошая пьеса. Как вы смотрите на то, чтобы я снял по ней кино?

О-о-о-о, какое начало дня!

Я смотрел положительно.

– Замечательно, – сказал Эльдар Александрович, другого ответа и не ожидавший. – У меня сейчас как раз перерыв между большими картинами, а у вас небольшая пьеса, я посчитал – мы уложимся за двенадцать съемочных дней. Группа у меня прекрасная…

Через минуту мы уже обсуждали распределение ролей.

– Там у вас пара антагонистов, – говорил Рязанов, – я предлагаю: Янковский и Стеклов. Вы как относитесь к Янковскому?

Как я отношусь к Янковскому? О-о-о…

– А к Стеклову?

В постели, не открывая глаз, с трубкой у уха лежал человек. Он лежал, постепенно увеличиваясь в размерах. Это был не хрен с горы, как еще недавно, а соавтор Эльдара Рязанова! Из трубки в ухо лежащему медленно стекал мед…

– Супружеская пара, – говорила трубка голосом всенародно любимого режиссера, – я думаю: Гундарева – Калягин. По-моему, это будет хорошо… Как вы считаете?

Я не заставил себя уговаривать. Я легко согласился на то, чтобы роли в моей пьесе играли Гундарева и Калягин… Я был удивительно покладистым в то утро.

– А старушку сыграет Ахеджакова, – продолжал Рязанов. – Вы не имеете ничего против Ахеджаковой?

Я не был против и Ахеджаковой! Моя толерантность не знала пределов.

Рязанов продолжал фантазировать еще минут десять. К концу разговора фильм, в сущности, был готов, оставалось снять его за двенадцать съемочных дней с гениальными актерами…

– Да, – сказал классик на выходе из разговора, – и последнее: у вас есть пятьсот тысяч долларов?

– Что? – не понял я.

– Пятьсот тысяч долларов, – просто повторил Рязанов. – Это смета.

Пятисот тысяч долларов у меня не было.

– Странно, – удивился Рязанов. – Вы же на телевидении работаете…

– Да.

– И у вас нету полмиллиона долларов?

Мне стало стыдно.

– Ну хорошо… – смилостивился классик. – Виктор, давайте договоримся так: как только у вас будет полмиллиона – дайте мне знать. Мы снимем замечательное кино!

Этот утренний разговор случился пятнадцать лет назад.

Эльдар Александрович! Я коплю.

Вагон метро, поздний вечер: редкие пассажиры. Поезд вдруг замедляет ход и останавливается, наступает тишина. Некоторое время все сидят молча. ПАРЕНЬ и ДЕВУШКА продолжают целоваться.

ДАМА. Кошмар какой-то.

ЛЫСЫЙ. Ровным счетом ничего ужасного.

ДАМА. У тебя всегда все в порядке.

Пауза.

ОЧКАРИК. Приехали. «Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны».

ПЬЯНЫЙ (просыпаясь). Что?

ОЧКАРИК. Спи, дядя. Спи, все в порядке.

ПЬЯНЫЙ. Какая станция?

ОЧКАРИК. Станция «Туннель».

ПЬЯНЫЙ (подумав). Мне плохо.

ОЧКАРИК. Кому сейчас хорошо?

ЛЫСЫЙ (кивнув на целующихся). Им.