«Новая Атлантида». Геополитика Запада на суше и на море - Николас Спикмэн

Во время Второй мировой войны русские партизаны после оценки экспертов отвлекли на себя примерно двадцать немецких дивизий и тем самым внесли существенный вклад в исход войны. Официальная советская историография — как, например, книга Бориса Семеновича Тельпуховского о Великой Отечественной войне 1941/45 годов — описывает доблестного партизана, который разрушает тыл вражеских армий. На огромных пространствах России и при бесконечно длинных фронтах, растянувшихся на тысячи километров, каждая дивизия была для немецкого военного командования незаменима. Основная точка зрения Сталина относительно партизана сводилась к тому, что партизан всегда должен сражаться в тылу врага, согласно известной максиме: в тылу партизаны, на фронте братство.

Сталину удалось связать сильный потенциал национального и отечественного сопротивления — итак существенно оборонительную, теллурическую силу патриотической самозащиты от чужого завоевателя — с агрессивностью интернациональной коммунистической мировой революции. Соединение этих двух гетерогенных величин господствует в сегодняшней партизанской борьбе на всей планете. При этом коммунистический элемент до сих пор был большей частью в выигрыше уже благодаря своей целеустремленности и своей опоре на Москву или Пекин. Сталин жестоко пожертвовал польскими партизанами, сражавшимися во время Второй мировой войны против немцев. Партизанские сражения в Югославии в 1941/45 годах были не только общей национальной защитой от чужого завоевателя, но являлись так же весьма брутальными внутренними сражениями между коммунистическими и монархическими партизанами. В этой братоубийственной борьбе коммунистический вождь партизан Тито победил и уничтожил с помощью Сталина и Англии своего внутриюгославского врага, поддерживаемого англичанами генерала Михайловича.

Величайший практик революционной войны современности стал одновременно ее самым знаменитым теоретиком: Мао Цзэдун. Некоторые из его трудов являются «сегодня обязательной литературой для чтения в западных военных училищах». Он уже с 1927 года собирал опыты коммунистического действия и потом использовал японское вторжение 1932 года для того, чтобы систематически развить все современные методы одновременно национальной и интернациональной гражданской войны. «Долгий марш», от южного Китая до монгольской границы, начавшийся в ноябре 1934 года, 12000 километров с огромными потерями, был рядом партизанских достижений и партизанских опытов, в результате которых коммунистическая партия Китая сплотилась в крестьянскую и солдатскую партию, с партизаном как центром. Многозначительное совпадение заключается в том, что Мао Цзэдун создал свои важнейшие труды в 1936-38 годы, итак в те же самые годы, когда Испания в национальной освободительной войне сопротивлялась интернациональному коммунистическому охвату. В этой испанской гражданской войне партизан не играл никакой значительной роли. Напротив, Мао Цзэдун обязан победой над своим противником генералом Чан Кайши, исключительно опытам китайской партизанской войны против японцев.

Важнейшие для нашей темы формулировки Мао Цзэдуна находятся в работе 1938 года «Стратегия партизанской войны против японского вторжения». Но необходимо привлечь и другие работы Мао, чтобы полно представить себе картину учения о войне этого нового Клаузевица. Речь на деле идет о последовательном и систематически-осознанном продолжении и развитии понятий прусского офицера генерального штаба. Только Клаузевиц, современник Наполеона I, еще не мог предвидеть степень тотальности, которая сегодня само собой разумеется для китайца-коммуниста в отношении революционной войны. Характерный образ Мао Цзэдуна явствует из следующего сравнения: «В нашей войне вооруженное население и малую войну партизан, с одной стороны, и Красную армию, с другой стороны, можно сравнить с обеими руками одного человека; или, выражаясь более практично: мораль населения является моралью вооруженной нации. А этого враг боится».

«Вооруженная нация»: это, как известно, было также девизом кадровых офицеров прусского генерального штаба, которые организовывали войну против Наполеона. К ним принадлежал Клаузевиц. Мы видели, что тогда сильные национальные энергии определенного образованного слоя населения были подхвачены регулярной армией. И самые радикальные военные мыслители того времени различают между войной и миром и рассматривают войну как ясно отграниченное от мира чрезвычайное положение. И Клаузевиц не мог исходя из своего существования в качестве кадрового офицера регулярной армии так систематически до конца довести логику партизанства, как это удалось сделать Ленину и Мао исходя из своего существования в качестве профессиональных революционеров. Но у Мао в отношении партизанства добавляется еще конкретный момент, благодаря чему он ближе подходит к внутреннейшей сути дела, чем Ленин и благодаря чему он обретает возможность крайнего идейного совершенства. Одним словом: революция Мао в большей степени теллурически фундирована, чем революция Ленина. Большевистский авангард, который под руководством Ленина захватил власть в России в октябре 1917 года, обнаруживает большие различия с китайскими коммунистами, которые после больше чем двадцатилетней войны в 1949 году получили в руки Китай. Эти различия проявляются как во внутренней групповой структуре, так и в отношении к стране и народу, которые они захватили.

Идеологический спорный вопрос о том, учит ли Мао настоящему марксизму или ленинизму, становится перед лицом ужасающей действительности, определяемой теллурическим партизанством, почти так же второстепенен, как и вопрос о том, не выражали ли старые китайские философы уже нечто похожее на маоизм. Речь идет о конкретной «красной элите», отчеканенной и созданной партизанской борьбой. Ruth Fischer прояснила существенное — она указывает на то, что русские большевики 1917 года были национальным меньшинством «ведомым группой теоретиков, большинство которой состояло из эмигрантов»; китайские коммунисты 1949 года под руководством Мао и его друзей в течение двадцати лет боролись на собственной, национальной почве с национальным противником, Гоминьданом, на базисе ужасающей партизанской войны. Может быть, что по своему происхождению они были городским пролетариатом, как и русские большевики родом из Петербурга и Москвы; но когда они пришли к власти, они принесли с собой отчеканенные опыты тяжелейших поражений и организаторскую способность «высадить» свои принципы «в крестьянской среде и развить их там дальше на новый, непредвиденный лад».

Здесь налицо глубочайший росток «идеологических» разногласий между советско-русским и китайским коммунизмом. Но здесь обнаруживается и внутреннее противоречие в ситуации самого Мао, совмещающее в себе лишенного пространства, глобально-универсального, абсолютного всемирного врага, марксистского классового врага, с территориально могущим быть ограниченным, настоящим врагом китайско-азиатской обороны от капиталистического колониализма. Это противоречие One World, политического единства земли и человечества, против большинства больших пространств, которые разумно уравновешены внутри самих себя и между собою. Плюралистическое представление о новом номосе Земли Мао высказал в стихотворении Kunlun, (немецкий перевод Rolf Schneider):

В конкретном положении Мао встречаются различные виды вражды, которые усиливаются до вражды абсолютной. Расовая вражда против белого, колониального эксплуататора; классовая вражда против капиталистической буржуазии; национальная вражда против японского интервента той же расы; растущая в долгих, ожесточенных гражданских войнах вражда против собственного, национального брата — все это не парализовало и не ставило под сомнение друг друга, как можно было бы думать, но подтверждалось и интенсифицировалось в конкретном положении дел. Сталину во время Второй мировой войны удалось соединить теллурическое партизанство национальной родной земли с классовой враждой интернационального коммунизма. Мао опередил в этом Сталина. Мао и в своем теоретическом сознании продолжил формулу о войне как о продолжении политики, минуя Ленина.