Инсайдер - Юлия Латынина

Я отобрал эти акции у чиновника – потому что намеревался вернуть их крестьянам. Шаваш упрекает меня в нарушении ваших законов о ценных бумагах. Они были бы нарушены, если б «Ранико» имела свыше пяти процентов акций и не зарегистрировала этот факт. В противном случае ни о каких нарушениях и речи идти не может. В отличие от меня, Шаваша можно обвинить во многом, и прежде всего в том, что на праздник Цветения Слив Шаваш, будучи президентом компании, вместо того, чтобы дарить друзьям подарки, просто взял и напечатал для них акции. По вашим законам такие действия являются преступлением. Я осмеливаюсь утверждать, что «Венко» была осведомлена о произошедших безобразиях и что именно этим хищением объясняется стремление господина Шаваша продать компанию тому, кто не скажет, что его ограбили.

– Вы можете что-нибудь возразить, господин Шаваш? – спросил император.

– Разумеется, – сказал Шаваш. – Однако мне нужен для этого комм или любое устройство для проигрывания голографических записей.

Искомое нашлось через минуту, – дворцовый служка торжественно внес в залу здоровенный стационарный комм на трех золотых ножках. Шаваш нашарил в кармане чип, сунул его в считывающее устройство и нажал на кнопку.

Между рожками комма в воздухе возникла раскрытая веранда харчевни, окошечко и столик. Бемиш сидел за столом с маленьким человеком, в котором он, напрягшись, узнал дворцового чиновника, предлагавшего ему купить картины из императорских сокровищниц.

Бемиш рассматривал голограммы с картинами из дворцовых сокровищниц, и среди голограмм была картина Коинны. Потом Бемиш ткнул пальцем в девушку с драконом и указал еще на несколько голограмм. Чиновник кивнул.

Потом картинка внезапно стала плоской – видимо, снимали обыкновенным коммом, используя его как видеокамеру. На картинке была группа людей, вносящих в особняк Бемиша несколько ящиков, а затем картинка снова стала трехмерной и показала «девушку с драконом» в рабочем кабинете Бемиша.

– На словах этот человек радеет о нравственности, – сказал Шаваш, – а втайне покупает за тысячу денаров картины, которые стоят миллионы, – картины из запретных покоев, которых не может касаться глаз простого смертного! Его наглость дошла до того, что картину Коинны, являющуюся национальным достоянием народа, картину, которая входит в первую сотню священных предметов дворца, картину, перед которой предки императора совершали бескровные жертвы и которой молились о счастье династии, – эту картину он повесил у себя над столом, чтобы двое прародителей династии Алома могли смотреть на пончики, которые кушает иномирец, подсчитывая на компьютере стоимость нашей империи! Я не знаю, какие наказания полагаются тем, кто играет на бирже, но дворцовым ворам вырывают кишки, по еще никем не отмененному закону! И в этом законе не написано, что для иномирцев следует делать исключение, потому что принят закон был четыреста пятьдесят лет назад, когда империя была центром мира и ни о каких людях со звезд никто и слыхом не слыхивал!

Первый министр Яник даже прищелкнул от восхищения языком, слушая Шаваша. В отличие от иномирцев, он очень хорошо знал, что государь равнодушен к ценным бумагам и урановым рудникам, в которых он не очень понимает, но крайне гневается, когда речь идет о воровстве во дворце; почти все, что растаскивалось, было не только искусством, но и предметом поклонения, и государя больно ранило, что невежественные иномирцы покупают за гроши то, что не имеет цены.

– Эту картину подарил мне ты! – закричал Бемиш.

– Я подарил копию, а вы, столковавшись с ворами, заменили ее оригиналом!

– Ты дерьмо и подонок, – заорал Киссур на Шаваша, – а пленка эта липовая!

– Готов послать пленку на любую экспертизу, – заявил, улыбаясь, Шаваш. – С публикацией мнения экспертов. Вместе с вашей жалобой, Теренс.

Джайлс тихо наклонился к Бемишу и прошептал:

– Ведь вас предупреждали, Теренс, что вас по стенке размажут. Что из вас яичный порошок сделают и пошлют его, как гуманитарную помощь, ящерам Ганаи… Вам понятно, что вас действительно повесят?

– Дайте мне, пожалуйста, вашу жалобу, господин Бемиш, – сказал император.

Бемиш сидел совершенно ошарашенный. Больше всего ему хотелось разреветься. Шаваш, с наглой улыбкой, вынул у него из руки папку и протянул государю. Государь взял старинное перо, обрызганное золотой пылью, и подписал жалобу. После этого он снял с шеи печать с изображением дракона, ловящего свой хвост, прижал печать к подушечке с благовонной тушью «фениксовая кровь» и оттиснул печать на бумаге. Он протянул лист Бемишу и сказал:

– Примите мои поздравления. Ночного конкурса не было. Я запрещаю кому бы то ни было, под страхом моего неудовольствия, говорить о том, что он состоялся. Я также увольняю господина Шаваша с поста президента Ассалахской компании и назначаю вас на его место.

– Но, государь! – возмущенно закричал Шаваш.

Император обернулся так, что вышитые рукава хлопнули Бемиша по лицу.

– Молчите, господин министр. Я не нуждаюсь в чужеземных экспертах, чтобы они мне сказали, кто из вас негодяй – иномирец или вы! И если вы только посмеете показать эту запись хотя бы лягушке у большой дороги, то лишитесь не только Ассалаха!

Бемиш мертвой рукой принял листок, взглянул на него и с ошеломлением заметил, что приказ помечен вчерашним числом. По документам выходило, что государь сместил Шаваша раньше, чем тот подписал контракт с «Венко».

Шаваш, бледный от злобы, молча поднялся и вышел из павильона. Впрочем, он не забыл дворцового церемониала и пятился задом, пока не оказался у порога залы.

– Попрошу оставить меня, господа, – грустно улыбаясь, сказал император, – вы меня утомили. Киссур, приезжай ко мне утром.

* * *

Бемиш был слишком ошеломлен, чтобы думать правильно. Выйдя из павильона, он добрел до каменного прудика, в котором плескались белобрюхие тюлени, и хлопнулся на цветочную горку, видимо, нарушая все правила этикета. Спрашивается, что же теперь? Теперь Теренс Бемиш, как президент Ассалахской государственной компании, будет продавать эту компанию Теренсу Бемишу, президенту «АДО»? Потому что, черт возьми, Ассалах надо продать «АДО», на рынке должны появиться ценные бумаги межгалактической, а не вейской компании… Что скажет комиссия по деловой этике? А что она скажет, когда ей покажут якобы подписанную Бемишем жалобу?

Чья-то рука легла на его плечо. Рука была тяжелой и сильной, и, скосив глаза, Теренс увидел крепкие пальцы с въевшейся грязью под нестриженными ногтями и чуть выше – широкие плечи и каменный подбородок Киссура. Карие глаза бывшего первого министра блестели, как две гильзы, и собранные в пучок волосы топорщились над головой взъерошенным хохолком.

– Сразу видно, – сказал Киссур, – что ты дерьма не нюхал. Про меня вот говорили, что у меня рыбья чешуя на боках и уши срослись за затылком, – а тут, подумаешь, какая-то поддельная запись.

– Он готов был отправить запись на любую экспертизу, – сказал Бемиш. – Он не блефовал. Ты понимаешь, что это значит? Откуда у него технические средства изготовить такую липу, которая выдержит любую экспертизу? Ты понимаешь, что это средства не на один раз, что они не для меня покупались, что они покупались под тебя, под Яника, под других ваших чиновников…