До новой встречи - Василий Николаевич Кукушкин
Шрифт:
Интервал:
Тамара задержалась в школе, Елена Павловна провела гостя в комнату, извинилась и ушла на кухню готовить ужин. Вадим открыл тяжелую крышку альбома. На заглавном листе надпись: «Начат в ноябре 1942 года». Заполненными оказались несколько листов, это были фотографии Тамары и ее школьных подруг: только на двух снимках была сфотографирована Елена Павловна в группе учителей и с дочерью. Фотографии отца Тамары в альбоме не нашлось. Вадим выругал себя за недогадливость, — ведь в Пушкине у Камчатовых погибло все имущество! Он почти решился высказать свои догадки Елене Павловне, что, может быть, Камчатов не просто ее однофамилец, однако передумал в самый последний момент. Зачем тревожить людей, может, быть, понапрасну. А что если?..
Вадим торопливо вынул фотографическую карточку Тамары и Елены Павловны, спрятал ее под гимнастерку и потуже затянул ремень.
Тамара вернулась из школы, довольная своими успехами. Часа полтора Вадим занимался с Еленой Павловной. Нелегко было делать вид, что забыл знакомые формулы, все равно опытная преподавательница не давала себя обмануть. Елена Павловна только удивлялась: почему Вадима считают в училище отстающим по физике? Она даже собиралась сама пойти в училище и доказать, что Вадим Хабаров знает физику в объеме программы семилетней школы. Этого еще не хватало!
Потом Тамара опять играла на рояле, Вадим ушел поздно. Настроение у него было превосходное.
Но на другое утро, вынимая из тумбочки тетради и учебники, он уронил на пол фотографическую карточку, выкраденную им вчера из альбома. Он покраснел. Что если Тамара или ее мать хватятся этой карточки? А его опять пригласили быть в пятницу.
В пятницу настроение у Вадима резко ухудшилось, Он рассердился на Якова, почему тот долго занимал наждачный круг, затачивая про запас два резца. Бесило его, что Алексей, пустив станок на самоход, громко напевал какую-то тарабарщину:
Дождь пошел,
Буран пошел…
— Репетируешь! По дворам ходить собираешься?
Алексей огрызнулся, но петь стал тише, а вскоре и совсем умолк. Вадим механически включал станок, заученно крутил ручку суппорта. Интереса к работе не было. Проточил крышку мины, установил вторую. 3a один проход снял припуск, осталось только сточить десятую миллиметра, а он автоматически вторично поставил резец на обдирку. Под острием задымилась стружка. Вадим заметил оплошность, торопливо отвел резец, но поздно. Подошел Евгений Владимирович, разжал кулачки, снял крышку, штангелем проверил размеры, мелкие складки под глазами мастера сошлись в две глубокие морщины
— Сталь в стружку перегоняешь?
Токарный мастер не любил, чтобы ученики напрасно изводили металл. Еще четверть века назад в школе ФЗУ он выступил против обучения на изготовлении бросовых изделий. Ученик должен видеть, что выточенные им — пусть простой болт, пусть немудреная гайка — нужны, без них нельзя собрать машину. И если заказ выполняют по заводскому, чертежу, то и заинтересованность у ребят выше.
За Вадимом порчи металла не наблюдалось. Евгении Владимирович недолго сердился, снова подобрели глаза, пропали под глазами глубокие, морщины.
— Где невнимательность, там и авария. Если нездоровится, пойди отлежись.
— Да я здоров.
Еще раз проверив размеры, убедившись, что деталь окончательно испорчена, Евгений Владимирович бросил ее в ящик со стружками. Но не успел он отойти, как у Вадима приключилась новая беда: нерасчетливо дал нагрузку, и выкрошился резец.
— В таком неуравновешенном состоянии нельзя управлять станком.
Евгений Владимирович написал увольнительную записку.
— Покажись невропатологу. Видимо, ранения сказываются.
В спальной Вадим обмяк, повадился на стул и чуть не расплакался, да вспомнил любимую поговорку Овчаренко: «Настоящие мужчины не плачут». И сразу же появился мастер. Подсев к столу, Евгений Владимирович, больше по привычке, чем по необходимости, долго протирал кончиком платка очки, не зная, как ему начать трудный разговор. Он сердцем чувствовал — с учеником творится что-то неладное:
— Ну, что стряслось? Говори уж. Всегда ноша тяжелее, когда ее один несешь, к земле клонит, а разделишь — сразу легче станет.
Конечно, лучше высказать все, что мучило его последние дни. Вадим признался:
— Украл. Был у знакомых, ну и…
Евгений Владимирович ожидал услышать от Вадима про гибель друга на фронте, допускал мысль, что парню приглянулась какая-нибудь девушка — шестнадцатый год как-никак… Думая, что ослышался, он попросил повторить
— Украл, — безучастно подтвердил Вадим, — украл самым настоящим образом.
Старик в растерянности шарил по столу — искал очки, хотя они висели на цепочке, закрепленной на пуговицу форменного кителя.
— Много? — каким-то чужим, голосом сказал Евгений Владимирович.
— Одну карточку…
Было слышно, как в коридоре уборщица ругала кота, забравшегося на стол, а во дворе протяжно подвывала циркульная пила, — это модельщики заготовляли материал. Наконец, Евгений Владимирович обнаружил очки и опять принялся старательно протирать стекла. Шепотом, словно боясь, как бы не услышали посторонние сказал:
— Нехорошо, Вадим, на всем готовом у государства живешь, сыт, одет, обут, а у знакомых кусок хлеба отнял. Партийным словом за твою честность готов был ручаться, вот какая была вера тебе, а теперь что? — Евгений Владимирович будто поднес к губам невидимый одуванчик, дунул и махнул рукой, дескать, был человек и нате вам — труха, пустота осталась.
Вадим оторопело смотрел на него. Как это можно взять открытку и лишить Камчатовых хлеба? Вдруг ему все стало ясно. Он ведь несколько раз произнес слово — карточка. Старик, конечно, подумал, что он унес продуктовую карточку! Опрометью Вадим кинулся к тумбочке, сидя на корточках, повыкидывал оттуда газеты, тетради, на самом дне отыскал фотооткрытку и положил ее перед мастером.
— Я вот что унес.
Евгений Владимирович счастливо заулыбался. Перед ним лежал семейный снимок: пожилая женщина и миловидная девушка, с плеч которой спадали тяжелые косы.
— Дурной ты, дурной! Ты ж меня прямо в пот вогнал, а оно, оказывается, вон что! Это кто же такая? Царица твоей мечты? — Евгений Владимирович понял, что неудачно пошутил, какая-то более глубокая причина толкнула ученика на эту «кражу».
— Во время войны, — угрюмо сказал Вадим, — бывает много странных историй. У нас в танковом полку начальника штаба Ничипуренко считали погибшим. Экипажи трех танков видели, как у переправы он поджег двух «тигров», а потом немецкие автоматчики из засады забросали машину бутылками с воспламеняющейся жидкостью. Неделю его подождали в полку и написали родным, а месяца через два нам сообщают, что раненый Ничипуренко успел выползти
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!