Последняя битва - Лея Стоун

обернулась назад, но там никого не было.

«Что случилось?» – мое сердце так громко колотилось в груди, что мне казалось, будто его стук отдается у меня в ушах.

«Просто хотела посмотреть, вдруг испуг поможет тебе с разноцветной магией».

«Ты просто сумасшедшая!» – я снова опустилась на траву, пытаясь отдышаться.

«Я тут подумала… вдруг это болезнь?»

Я покрутила ее в руках.

«В смысле?»

«Может быть, его чары, его демоны, все его существование – все это болезнь, которую нужно исцелить».

После этих слов с моей ладони закапала золотая, теплая магия, которую я унаследовала от архангела Рафаила.

Болезнь.

А вдруг…

Я никогда не думала об этом в таком ключе, но если Земля была смертельно больна, то корнем этой заразы мог быть только Люцифер со своими отродьями.

Подняв ладонь над своим кинжалом, я позволила золотому свету пролиться на заколдованный клинок, а затем просто наблюдала, как темные чары разрушаются прямо на глазах. Исцеляющая магия поглощала черную слизь. Это было так просто. Мерзкая чернильная масса постепенно уменьшалась в размерах, пока наконец не исчезла окончательно. Мне оставалось лишь смотреть на Сэру ошеломленным взглядом.

«Ты сделала это!» – она вспыхнула от радости.

Я поднялась на ноги, крепко прижимая Сэру к груди и наслаждаясь адреналином, который бежал по моим венам.

Люцифер был болезнью, и я собиралась вырезать его, как злокачественную опухоль.

– Ты сделала это, – у меня за спиной раздался голос Линкольна, и я вздрогнула от неожиданности. Мне следовало бы догадаться, что он будет шпионить за мной. Развернувшись на каблуках, я посмотрела на своего мужа, и мое сердце невольно сжалось, когда я увидела слезы в его глазах.

– Линкольн, – я потянулась к нему, но он скрестил руки на груди, отмахиваясь от меня.

– Теперь тебя ничто не остановит, – прорычал он, собираясь уйти.

– Подожди, Линкольн. Поговори со мной, – в попытке остановить своего мужа, я схватила его за предплечье, но он был слишком силен.

Он повернулся ко мне с пылающим взглядом.

– Что случилось с девушкой, которая считала это пророчество полной чушью? Которая говорила, что у нее ни за что не хватит сил убить самого Дьявола.

Когда Линкольну было больно, он злился. Мы разделяли эту общую черту.

– Она выросла. Она начала верить в себя, – я снова потянулась к нему, и на этот раз он позволил мне схватить себя. – Ты поверил в меня еще до того, я сама поверила в себя. Что случилось с тем парнем? – спросила я.

Он устало потер лицо, прежде чем посмотреть на меня с болью в глазах.

– Я все еще верю в тебя, Бриэль. Просто я люблю тебя и хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь, а он может все это отнять.

Я покачала головой.

– Я этого не допущу. И ни за что я не позволю нашим будущим детям жить в мире, где за ними постоянно будет охотиться Люцифер.

Когда я сказала, что Люци будет преследовать наших детей, агония на лице Линкольна превратилась в решительную ярость.

– Я должна остановить его. Я должна спасти Ракшу.

Линкольн притянул меня в свои объятия, прижимая к своей груди. Несколько минут он просто молчал.

– Мы сделаем это вместе, – наконец поклялся он.

Я знала, что эти слова дались ему с большим трудом. В конце концов, он добровольно позволил мне пойти прямиком в волчье логово. Но мой муж верил в меня, и это очень много для меня значило.

– Вместе, – повторила я.

После разговора с Линкольном я прошла через кампус и ворвалась в кабинет Рафаила, который вел какой-то жаркий спор с Михаилом. Даже не извинившись за внезапное вторжение, я швырнула Сэру на его стол и скрестила руки на груди.

– Это болезнь. Все, что делает Люцифер, – это болезнь, – заявила я, и лицо Михаила озарилось гордостью.

– Она готова, – сказал улыбающийся Рафаил, глядя на своего брата.

В глазах Михаила вспыхнул голубой огонек.

– Мы выступаем завтра вечером. Я соберу армию.

Боже мой. Я отправлялась в Ад, чтобы убить Дьявола.

«Ничего особенного», – заверила меня Сэра.

По крайней мере одна из нас была уверена в себе.

В ту ночь никто не сомкнул глаз. Казалось, что Люцифер знает о наших планах. Его демоны бились о наши стены бесконечными волнами, пытаясь сломить нашу оборону. Он был в отчаянии – совсем как мы.

Близился конец войны, и я молилась, чтобы мы оказались победителями.

Глава двадцатая

Что нужно говорить своей матери, если ты не знаешь, увидитесь ли вы снова?

Я убедила Майка остаться дома: иначе мама рисковала потерять обоих детей и свою новую любовь за одну ночь. А теперь я стояла на парковке Академии Падших, смотрела ей в глаза и не знала, что сказать.

– Я так сильно люблю тебя, Бриэль. Ты же это знаешь? Ты – самое лучшее, что когда-либо случалось со мной и твоим отцом.

– Ну и дела, спасибо большое, – пробормотал Майк, стоявший у нее за спиной.

Мама только отмахнулась от моего брата.

– Ты тоже. Но она была первой.

Я притянула ее к себе, и Майк обнял нас обеих.

Практически все солдаты Армии Падших – кроме селестиалов – были призваны на войну в Ад от моего имени. Они все верили в меня или, по крайней мере, верили в Михаила, который командовал ими и верил в меня. Грейс и ее ученики вызвались защищать школу вместе с селестиалами под предводительством Даррена и Блейка. И вот мы все прощались с нашими близкими… на всякий случай.

Когда я отстранилась, мама начала плакать.

– Прекрати, мам. Я обаятельно вернусь, обещаю тебе.

Она кивнула.

– В целости и сохранности?

– Ну это уж как получится, – усмехнулась я.

Мы все рассмеялись, пытаясь сохранить позитивный настрой.

Возможно, мы приближались к финалу войны. Значимость этого события не укладывалась у меня в голове.

Оглядевшись, я заметила, что Рафаил неловко стоял в стороне, пока Михаил прощался со своей женой и дочерью. Уриил и Гивриил разговаривали со своими учениками из парижской академии, и на их фоне архангел исцеления выглядел ужасно одиноким.

– Мам, иди попрощайся с Рафом. На всякий случай, – в ее глазах промелькнуло изумление, но я только подтолкнула ее вперед.

Они еще не заявляли о своих отношениях. Однажды я видела, как эта парочка держалась за руки, но, едва заметив мой взгляд, они тут же разошлись по сторонам. Я предполагала, что Рафаил не привык к физическим проявлениям привязанности, и они не хотели торопить