Влюбленный герцог - Гэлен Фоули

Она приподнялась на локтях, любуясь игрой света на его гладкой мускулистой спине.

— Куда вы идете, друг мой?

— Одеваться к вечеру в честь Блюхера. Вы будете скучать без меня?

— Очень.

Он улыбнулся и, набросив на голые плечи мятую рубашку и жилет, направился к двери.

— Роберт.

Он уже потянулся к дверной ручке, но быстро повернулся к ней, услышав ее голос, с вопросительным выражением на лице.

Она одними губами проговорила «спасибо» и послала ему воздушный поцелуй.

Он поклонился с веселой улыбкой:

— К вашим услугам, мисс Гамильтон. С огромным удовольствием.

Хоук с нетерпением дожидался, когда же его камердинер Ноулз кончит наконец поправлять на нем галстук. Все это время он спорил со своей совестью на тему о том, почему бы ему не выплатить долги Альфреда Гамильтона и не вызволить этого старого дуралея из тюрьмы. Чем сильнее он привязывался к Белинде, тем сильнее ему хотелось помочь ей всеми мыслимыми способами.

С другой стороны, если он выплатит долги ее отца, отношения их потекут по другому руслу, а это сопряжено с серьезным риском. Она подписала их соглашение о том, что будет помогать ему, но как можно быть уверенным, что она не покинет его в тот момент, когда ей уже не нужны будут деньги, чтобы освободить отца? Разумно ли сделать жест, открыто показывающий, как глубоко он к ней привязался? Больше того, он боялся, что, выплатив долги ее отца, он создаст опасный прецедент и она будет знать, что всякий раз, когда она попадет в затруднительное положение, Хоуксклиф с его миллионами непременно ее спасет.

И последнее — пожалуй, самое серьезное. Если старик Гамильтон узнает об истинной профессии дочери, он, чего доброго, разыграет роль разгневанного папаши и уведет ее от Хоука. И тогда он с яростью отбросил мысль вызволить Альфреда из тюрьмы. Никто не отберет у него эту девушку.

— Все в порядке, ваша светлость, — сказал камердинер, в последний раз поправив узел из белого шелка, а потом лукаво добавил: — Это обратит на себя ее внимание.

Хоук поднял брови.

Ноулз вежливо поклонился:

— Желаю вам хорошо провести вечер, сэр.

— Благодарю, Ноулз. Вид у меня довольно щегольской, не так ли? — добавил он с усмешкой, выходя из своих апартаментов, и спустился вниз, чтобы подождать Белинду.

Спускаясь по плавно изгибающейся лестнице, Хоук услышал весьма странный звук, хорошо ему знакомый, но не слышанный более десяти лет: детский смех. И к тому же довольно озорной смех. Что за черт?!

Оглядев мраморный вестибюль, он остановился и даже прищурился, решив, что глаза его обманывают. Там, под канделябром, двое мальчишек рассматривали старинные парадные доспехи, которые подарил его предку Генрих VIII. Грязноватыми пальцами они тыкали в драгоценные камни и поглаживали тупое лезвие палаша.

— Ух ты!

— Смотри, а им и убить можно!

Хоук кашлянул.

Ребята испуганно вскрикнули и обернулись, столкнувшись друг с другом; Хоук принял надменный вид, сжал руки за спиной и спустился вниз, с неудовольствием глядя на мальчиков. Наверное, родственники кого-то из слуг, решил он.

— Эй, джентльмены, это нельзя трогать. Это очень старые доспехи. И что вы делаете в господских покоях?

Они не ответили и только смотрели на него с ужасом. Когда он остановился перед ними, глаза их широко распахнулись.

Он хмуро оглядел доспехи.

— Вы все залапали. Теперь придется начищать их заново.

— Извините нас, — сказал тот, что выше ростом, внезапно расхрабрившись.

— Вы чьи?

Они посовещались шепотом, и Хоук подумал, что они чем-то похожи на близнецов, его средних братьев, Люсьена и Демьена. В детстве у этих двоих был собственный язык, и до сих пор они, казалось, умели читать мысли друг друга.

— Джентльмены, я задал вам вопрос.

— Это вы о чем? — спросил тот, что повыше, почесывая голову.

— Кто ваша матушка и где она?

Они пожали плечами. Хоук нахмурился.

Тот, что повыше, кажется, совсем осмелел и расправил плечи.

— Это ваше? — Он кивнул на доспехи.

— Да.

— И что, вы их надеваете?

Хоук удивленно улыбнулся:

— Нет.

— А почему?

— Как-то, знаешь ли, ни к чему. И потом, я слишком высокий.

— А можно мне попробовать?

— Нет. Ты слишком маленький. Дети, как вы попали в мой дом?

— Нас привезла мисс Бел, — пискнул младший.

— Мисс Гамильтон?

Старший проницательно посмотрел на него.

— Вы ее дружок, да?

Хоук озадаченно посмотрел на него.

— Откуда вы знаете мисс Гамильтон?

— Она нам апельсины давала.

— Что?

— Апельсины, — повторил старший, вытаращив глаза на слегка шепелявящего младшего брата. — Она нам апельсины давала, когда торговала ими из корзинки.

— А теперь у нас больше нет апельсинов, — протянул младший с огорченным видом.

Бел спускалась по мраморной лестнице. К вечеру в честь Блюхера она была одета в прозрачное платье-тунику жемчужного цвета, на голове красовался украшенный перьями тюрбан; на запястье, затянутом в перчатку, висел вышитый жемчужинками ридикюль. Она что-то напевала. Но на середине лестницы она услышала разговор Роберта с детьми.

И похолодела.

Одной рукой Бел схватилась за перила, а другую прижала к груди, чувствуя, как от ужаса там образовался комок, — она услышала, как Томми выдал ту самую унизительную часть ее прошлого, о которой она не рассказала бы своему покровителю и через тысячу лет.

Роберт стоял перед детьми, спиной к ней.

— Торговала апельсинами? — повторил он удивленно. В глазах светского человека уличная торговка в тысячу раз презреннее, чем куртизанка.

От унижения Бел зажмурилась, потом снова открыла глаза и уставилась на эту немыслимую троицу, чувствуя, что попала в ловушку. Но она не успела убежать, потому что Эндрю увидел ее и глаза его просияли.

— Мисс Бел!

Забыв о Роберте, они бросились к ней вверх по лестнице. Томми обхватил ее за ноги, а Эндрю схватил за руку и потянул вниз, чтобы показать доспехи; оба мальчугана взволнованно верещали.

Роберт скрестил руки на груди и смотрел на нее с непроницаемым видом.

Заметив этот взгляд, Бел чуть не вскрикнула от отчаяния. Как раз тогда, когда все, кажется, пошло в ее жизни хорошо, когда Роберт начал относиться к ней как к достойной себя женщине, ему пришлось узнать, что его утонченная, как он считал, любовница — бывшая торговка апельсинами! Проклятие! Как несправедливо!