Коварная красота - Мелисса Марр

— С ним связано все. Для тех, кто находится по ту сторону этой двери, — Дония показала на выход, — его желания важнее всего на свете. Остальное значения не имеет. Ни ты, ни я. Мы что-то значим лишь потому, что нужны ему.

Айслинн, положив голову на плечо Сету, спросила:

— А по эту сторону?

Сет обнял ее, повлек к дивану, бормоча:

— Присядь. Не стоит разговаривать стоя.

Дония подошла ближе. Пристально посмотрела на Айслинн.

— По эту — имеет значение то, чего хочу я. А я хочу тебе помочь.

Пытаясь совладать со своими чувствами, она принялась расхаживать по комнате. Несколько раз останавливалась, но начать разговор была не в силах. Как скажешь то, что должно быть сказано?

Наконец ее гости потеряли терпение, и винить их за это она не могла.

— Дония, — напомнила о своем присутствии Айслинн, почти засыпавшая в объятиях Сета. Глубоко уязвленная чем-то, что сделал с нею Кинан.

Дония не откликнулась. Повернулась вместо этого к полке, где стояли собранные зимними девами за девять веков книги смертных и фэйри, провела рукой по корешкам своих любимых томов. Кирк и Лэнг, «Тайная страна»; полное собрание «Обычаев высоких дворов»; Кейтли, «Сказочная мифология»; Сорша, «О бытии: Мораль и смертность фэйри». Далее шли старинный список «Мабиногиона»[5], несколько журналов, затрепанная книга, в которой хранились письма Кинана к зимним девам — писаные на разных языках, но неизменно изящным почерком.

Рука Донии остановилась на следующей в ряду ветхой рукописи на дивном, почти забытом языке, с порванным зеленым переплетом. Там были записаны рецепты двух средств, дарующих видение.

Смертным их давать категорически запрещалось. Если при любом из дворов узнают, что Дония это сделала, угрозы Бейры покажутся ей детской забавой. Волшебному народу нравилось быть невидимым, и терять это преимущество перед смертными они вовсе не хотели.

— С тобой все в порядке? — спросил Сет.

Он не выпускал Айслинн из объятий, словно боялся оставить ее без защиты даже на секунду. В голосе его прозвучала тревога.

Тревога за нее — за Донию.

Этот юноша заслуживал помощи. Дония, изучавшая книги волшебного народа не один год, хорошо знала историю. За то, что Сет защищал будущую королеву, его, с общего согласия дворов, вполне могли наградить даром.

— Да. Все в полном порядке, на удивление.

Она сняла рукопись с полки. Села напротив гостей, положила ее на колени, осторожно перелистала. Несколько ветхих страниц все же выпали, пришлось ловить их на лету. Потом едва слышным голосом, почти шепотом, Дония сказала:

— Записывайте.

— Что? — Айслинн заморгала, выпрямилась, чуть отодвинулась от Сета.

— Я совершаю преступление, которое карается самым жестоким образом. Прознай об этом кто-нибудь... простит меня разве что Кинан, да и то если знать будет он один. Но я хочу дать ему, — Дония кивнула в сторону Сета, — возможность уравнять шансы. Несправедливо, если он будет действовать вслепую, без всякой защиты.

— Спасибо... — начал Сет.

— Не надо, — перебила Дония. — Не произноси это слово. Смертные бездумным употреблением сделали его пустым. Для нашего народа оно звучит почти оскорбительно. Если кто-нибудь окажет тебе услугу, поможет, просто запомни это. Не обесценивай добрые дела никчемными словами.

И она продиктовала ему рецепт бальзама, дарующего видение.

Сет записал, удивленно поднял бровь. Но вопрос задал только после того, как Дония закрыла рукопись и вернула ее обратно на полку:

— Зачем ты это делаешь?

— Я была на ее месте.

Она уставилась на потрепанные книжные корешки, чувствуя невольный трепет при мысли о содеянном. Простит ли ее Кинан? Наверняка Дония не знала. Как и он, она верила, что Айслинн и в самом деле королева Лета. Иначе почему Бейра так старалась не подпустить ее к посоху?

Дония перевела взгляд с книг на Айслинн.

— Я была смертной. И не знала, кто он такой. Ни одна из девушек этого не знала. Ты первая... видишь его истинное обличье, видишь весь волшебный народ. Как я — теперь.

— Ты была смертной? — потрясенно переспросила Айслинн.

Дония кивнула.

— И что же с тобой случилось?

— Я полюбила его. Согласилась остаться с ним, когда он попросил меня об этом и предложил мне вечность, любовь, танцы ночь напролет. — Дония пожала плечами.

Не время вспоминать мечты, которым она не имеет права предаваться. Особенно сейчас, когда на нее смотрит Айслинн. Сет однажды исчезнет с лица земли, а Кинан останется. Если Айслинн — королева Лета, рано или поздно она его полюбит. Как только разглядит в нем то, за что полюбила Кинана сама Дония.

Она покачала головой и добавила:

— Меня пыталась отговорить другая девушка, та, что поверила ему раньше.

— Почему ты не прислушалась? — Айслинн вздрогнула, снова прильнула к Сету.

— А почему Сет пришел сюда?

Айслинн промолчала. Ответил сам Сет, крепко сжав ее руку:

— Потому что люблю ее.

— Не торопись с выбором, Айслинн. Если Сет может передумать, оставить тебя и уйти...

— Никогда, — перебил он. Дония улыбнулась ему:

— Но мог бы, если бы захотел. А для нас, когда мы выбираем Кинана, обратного пути нет. Когда...

— В таком случае нет никаких проблем. Мне Кинан не нужен, — перебила Донию Айслинн, вздернув подбородок и глядя с вызовом, хотя руки у нее дрожали.

— Будет нужен, — тихо возразила Дония.

Ей снова вспомнилось, как она впервые, стоя на поляне и собираясь поднять посох королевы Зимы, увидела его истинное обличье. Столь совершенная красота, что у нее захватило дух. Какая смертная может ему отказать?..

— Теперь, когда Кинан знает, что ты наделена даром видения, он может при тебе оставаться самим собой. Ты увидишь его и забудешь даже собственное имя.

— Нет, — покачала головой Айслинн. — Я видела его истинное обличье. И снова говорю: нет.

— Вот как? — Дония ненавидела себя сейчас, но девушка должна была услышать правду. — Ты сказала это прошлой ночью?

— То было другое дело, — буркнул Сет.

Поднялся на ноги, шагнул вперед.

Дония не шелохнулась. Только дунула легко в его сторону, подумав: «Лед». И вокруг Сета, подобно стеклянной клетке, встала стена изо льда.

— Я знаю лишь одно: он верит, что Айслинн суждено стать его королевой. Как верил когда-то, что ею суждено стать мне. И это — плод его любви.