Шестой прокуратор Иудеи - Владимир Паутов

Итак, Иуда молчал, ибо, чувствуя свою вину, не знал, что говорить и как отвечать. Но главное было не в этом, Искариот внезапно ощутил, что его больше не терзает тот дикий страх, от которого ещё вчера он готов был выть волком или накинуть верёвку на шею. Перед ним стоял помощник римского прокуратора, а Иуда не боялся его, так как понимал, что тот приехал не убивать и даже не наказывать его, но по какому-то весьма важному делу. Да и в тяжёлом кожаном мешочке были деньги, об этом Искариот догадался сразу, когда кошелёк, упав на его живот, звякнул тем звуком, который могли издать только монеты, причём золотые.

«Если бы меня хотели наказать, то не стали бы давать деньги, – здраво рассудил Иуда, поэтому его сейчас уже занимал совершенно другой вопрос, – интересно было бы узнать, сколько же там монет?»

Савл прекрасно понимал, какие мысли одолевают в данный момент уроженца Кериота, поэтому и дал тому немного времени всё осмыслить и прийти в себя.

– Ладно, Иуда, будем считать, что твой отдых закончился. В Капернауме, что находится в Галилее, объявился некий проповедник, имя ему Иисус, родом же он из Назарета, а посему прозвище его Назорей. Сегодня тебе надлежит закончить все дела здесь и затем отправиться в Капернаум! Надо как можно скорее найти того самого Назорея, стать для него своим человеком, которому бы он полностью доверял, и проследить за каждым его шагом! Ты сможешь это сделать! – тоном, совершенно не терпящим возражений, приказал Савл.

– Проповедника не придётся искать долго, – тяжело вздохнул Иуда.

– Это почему же? – удивлённо вздёрнув вверх свои густые чёрные брови, спросил мой помощник.

– Чего искать-то, коли, он уже найден. Я знаю его, – прозвучал короткий ответ Иуды.

– Д-а-а-а-а?! – изумляясь ещё больше, протянул Савл. – Это просто замечательно! Ты «Гончар» опережаешь время! – похвалил центурион будущего первого ученика, ставшим некоторое время спустя его помощником проповедника из Капернаума. Иуда ничего не ответил римлянину, но про себя подумал: «Ничего не поделаешь, придётся подчиниться, зато хозяйские деньги возвращать не придётся».

Центурион уже повернулся, намереваясь уходить, но вдруг неожиданно развернулся и строго сказал:

– Работу сразу бросать не надо. Деньги за вино, что хотел оставить себе, вернёшь своему хозяину. Прокуратор на службу воров не берёт, но вешает их. Ему нужны честные доносчики! Плата твоя будет достойной. Аванс ты уже получил! В кошельке найдёшь также тайную печать, которую надлежит ставить на своих доносах, дабы те, кому следует, отправляли их прокуратору в первую очередь! И не хитри, Искариот, нам про тебя всё известно!

Савл ушёл, не попрощавшись и не спросив Иуду, где и как он успел познакомиться с проповедником, за которым уже был приставлен следить.

Оставшись один, уроженец Кериота трясущимися от волнения руками развязал кошелёк и высыпал его содержимое себе на колени. Вздох облегчения и возглас радости одновременно вырвались из его груди. Золотые монеты чарующе и жадно засверкали в лучах восходящего утреннего солнца. И было их ровно тридцать.

* * *

Наступал вечер. Солнце потихоньку скатывалось за горизонт. Сбор урожая на винограднике, где работал Иуда, уже закончился. Всё ёмкости были заполнены отжатым соком солнечной ягоды, плотно укупорены и запечатаны. В глубоких земляных ямах напиток доходил и дображивал, дабы приобрести свой необыкновенный вкус, крепость, аромат, который всегда отличал молодое виноградное вино.

Подходил срок созревания хмельного напитка. Уже следовало подумать и о продаже молодого вина нового урожая. Обычно это дело поручалось кому-то из слуг, но в тот раз Иуда попросил хозяина отпустить его. Уж очень нравилось уроженцу Кериота заниматься торговыми делами, путешествуя по Галилее, Перее и побывав даже в Сирии. Как никто другой Иуда умел что-то выгодно сторговать, дабы потом, набросив на купленный товар пару лепт, перепродать его кому-нибудь другому, получив малую прибыль, но думая при этом: «Капли дождя, когда их много, заставляют реки выходить из берегов, так потихонечку я и сам разбогатею».

На повозке, запряжённой парой волов, Иуда выехал со двора ещё до восхода солнца. Он решил ехать в Тивериаду, город большой, богатый, расположенный на берегу озера. Путь туда был неблизким, вот поэтому Искариот и торопился, дабы, поднявшись ранним утром, попасть в город до наступления вечера. Ночью, да ещё с большим запасом вина и другого товара, путешествовать ведь было небезопасно. Время летело быстро. До города оставалось совсем немного пути. Иуда не волновался, ибо поспевал засветло. Наступавший тихий вечер предвещал хорошую погоду на завтрашний день. Дорога, по которой Иуде приходилось ездить довольно часто, извилистой лентой уходила в глубь небольшой, но довольно густой кедровой рощи. Он уже пересёк кедровник и выехал к густым зарослям дикой сливы, откуда до Тивериады оставалось рукой подать, когда до его слуха донеслись слабые крики, похожие на зов о помощи. Иуда, сидя, немного дремал, разморённый дневной духотой и зноем, но, услышав странные возгласы, тут же встрепенулся, остановил повозку и прислушался, не показалось ли ему. Однако вокруг стояла мёртвая тишина, которую нарушал лишь шелест листьев да, пожалуй, громкое дыхание волов. Искариот уже собирался тронуться дальше в путь, как вновь послышался шум борьбы, и затем уже вполне отчетливо раздались мольбы о пощаде.

«Ого, – встревожено подумал Иуда, – надо бы спрятаться, а то, чего доброго, и меня ограбят».

Сразу поспешить на помощь он не решился, не его это было правилом, сломя голову бежать неизвестно куда, не проверив, что и как, а поэтому, привязав волов к дереву, Иуда осторожно пошёл в сторону, откуда доносились крики. Часто останавливаясь и прислушиваясь, он с трудом пробрался через колючие заросли терновника и вскоре оказался недалеко от того самого места, откуда доносились шум борьбы и призывы о помощи. Через ветви густого кустарника перед Иудой предстала довольно мерзкая картина: трое здоровых и крепких мужчин связывали по рукам и ногам молодую девушку. Видимо, она сильно сопротивлялась, так как на лицах разбойников красными набухшими полосами виднелись царапины, у одного даже глаз начал заплывать большим синяком, а у другого из носа сочилась кровь. Иуда подошёл как раз именно в тот момент, когда три негодяя, наконец-то, справились со своей жертвой. Заткнув девушке рот какой-то грязной тряпкой или пучком сухой травы, они, тяжело дыша, присели рядом с ней на землю отдохнуть и перевести дух.

Девушка была очень молода. Обессилев от явно неравной борьбы, она неподвижно лежала на земле и уже не кричала и не звала на помощь, но тихо и беззвучно плакала. Расстояние, откуда Иуда наблюдал за произошедшей на поляне борьбой, было столь незначительным, что он даже смог рассмотреть, как по щекам юного создания из-под длинных ресниц её закрытых глаз ручьём текли слёзы. Лицо несчастной девушки показалось Иуде знакомым. «Где же я видел её? – подумал он, лихорадочно стараясь вспомнить, – ну, конечно, это же та самая красавица, которая убежала от меня прошлым месяцем на базаре, даже не назвав своего имени».